Ночной сторож

Они вместе выпили по чашке кофе. Он был тронут тем, что жена поехала с ним, оставив домашние заботы, повседневные проблемы, попечение об их родителях и детях людей, попавших в беду. Она заботилась обо всех вокруг, а теперь позаботилась о нем и накрасила губы. Она скромно потупилась в чашку кофе, а затем подняла глаза на него. Он снова посмотрел на нее, и все остальное исчезло. Его интересовала только Роуз, одна Роуз, сейчас и всегда. Они так долго смотрели друг другу в глаза, что напряжение заставило их рассмеяться. А потом из самого темного угла донесся шум.

Они ждали. Тень шевельнулась. Раздался тихий скрип. Может быть, здание чуть осело. Затем тень отползла, отчетливо отползла, и у Роуз по спине пробежали мурашки.

– Это он, – прошептала она.

Томас ничего не ответил. Если это был Родерик, он хотел, чтобы она его увидела. Но больше ничего не произошло, и в конце концов они расслабились. Роуз велела ему отдыхать. Он отказался. Они совершили следующий обход, причем Роуз шла впереди и светила фонариком. Когда они снова сели, она дала ему сэндвич из ланч-бокса. Это был сэндвич с вареной курицей, слегка заправленный соусом. Прошлой осенью она законсервировала шесть цыплят. Это была последняя банка.

– Расслабься и спи, – приказала она, когда он закончил есть.

Ее голос был таким строгим, что он повиновался. В тот момент, когда он опустил голову на сложенные руки, его охватило сокрушительное чувство облегчения и комфорта. Потом в одно мгновение он уснул.

Родерик сидел за мотором, а не на нем, так что Роуз не могла его видеть. Он держал руки перед лицом и притворялся, будто ест сэндвич с курицей. Сдобную булку. Раньше он работал в школьной пекарне. Работа в пекарне – вот как мальчишка мог набить живот и лечь спать сытым. Ты крал столько теста, сколько мог раздобыть, и клал в карман. Это называлось «снять бахрому». Ты «снимал бахрому» с теста. Потом ты съедал тесто ночью в постели, и оно разбухало, наполняя желудок настолько, что проснуться голодным и больным тебе не грозило. Чтобы получить работу в пекарне, нужно было находиться на хорошем счету, и сохранение этой работы было единственным, о чем Родерик заботился, а потому долгое время был «хорошим». Впоследствии одного ребенка поймали на краже, и миссис Бертон Белл проверила карманы у всех. Родерика изгнали. Так что ему теперь было все равно, и то плохое в нем, чему он сопротивлялся, вырвалось наружу. Он принялся убегать. Снова и снова. Он стал бегуном. Вот так он оказался в подвале и замерз. Все из-за теста. И он больше не мог почувствовать его вкус, даже если бы сумел откусить кусочек сэндвича. Он повадился приходить сюда, на завод по производству подшипников, так как это было новое место, а он устал от всех старых мест в резервации. И еще, конечно, ему нравилось быть рядом со своим старым приятелем Томасом. Иногда Родерик находил место, где можно было проспать год или два. Но когда он просыпался, он всегда был призраком, все еще призраком, и это порядком надоедало.

Когда Томас проснулся, он долго не мог понять, где находится, таким глубоким был его сон. Он оторвал голову от рук, открыл глаза и увидел Роуз, лежащую на скамейке. Под голову она подложила свернутое пальто, а на грудь и руки накинула свитер. Она выглядела такой умиротворенной. Он совершил следующий обход, но не вышел на улицу, чтобы выкурить сигару, а вместо этого сел за письменный стол и повертел ручку. Он был так близок к тому, чтобы заставить комиссара из соседнего округа написать письмо, в котором тот категорически возражал бы против принятия на себя федеральных обязанностей, касающихся людей, ныне проживающих в резервации. Там не было достаточной налоговой базы для ухода за дорогами, не говоря уже о школах. О да, им были нужны все мелкие чиновники белых городов и округов. Их следует напугать так, чтобы заерзали за своими офисными столами. Томас начал писать.

Ноги миссионера

Хотя ходьбы в нынешней, казалось бы, вечной миссии хватило бы им до конца дней и хотя Вернон с нетерпением ждал конца дня (особенно теперь, когда благословенная еда миссис Хансон будет на столе), ночью, каждой ночью, он просыпался и чувствовал, как его ноги двигаются. Они болели, его бледные узкие костлявые ноги с длинными пальцам, они нуждались в отдыхе, но все-таки не могли успокоиться. Как будто у них имелись собственные потребности. Он не мог их контролировать. Он был благодарен за то, что Господь устроил для них двоих, Эльната и Вернона, скорый перевод в другое место, но он также боялся, что им придется идти пешком до самого Фарго.

Хотя его ноги, с раздражением подумал он, пожалуй, не станут возражать, даже если замерзнут по дороге. Как будто они ему вообще больше не принадлежали.