– Не то чтобы я к ней приставал. Я просто… Ну, не знаю. Просто мне пришло в голову, что у нее могут быть неприятности. И я знаю, как они подцепляют девушек в Городах, потому что моя сестра связана с этой компанией.
– Какой компанией?
– Кэл Строски и остальные.
– Чем они занимаются?
Лесистая Гора посмотрел себе под ноги.
– Я поехал за ней только потому, что моя сестра кое-что мне рассказала.
– Пикси попала в беду?
– Она выкрутилась сама. Ее одевали быком.
– Кем?
– Неважно. Она искала сестру, но нашла только ее ребенка и вернулась домой. Я просто ехал с ней. Ничего особенного. Но я хочу, чтобы вы знали: у меня такое чувство, что, даже если бы я к ней подвалил, чего я не делал, у нее не возникло бы ко мне ни малейшего интереса.
– Ха!
– О’кей.
– Да уж.
– Именно так.
– Так ты думаешь, у меня есть шанс? – спросил Барнс тихим голосом, а затем слова застряли у него в горле, как всхлип или икота. – Что, черт возьми, со мной не так? – прохрипел он, ударяя кулаком по мешку.
Лесистая Гора развел руками, словно желая помочь. Под ложечкой у него слегка засосало. Наконец он заговорил:
– С вами все в порядке. Она…
– Я знаю, – выпалил Барнс. – Хорошенькая.
– Нет, – возразил Лесистая Гора, приходя в себя. – Сущий дьявол – вот что она такое.
Позже, когда Барнс пытался помочь своим начинающим изучать алгебру ученикам найти значение таинственного
Он вырвался вперед, когда постулировал принадлежность к индейцам как отрицательную величину, и придал своим волосам то же численное преимущество, что и волосам Лесистой Горы. Однако, проснувшись на следующее утро, он обнаружил на своей подушке несколько волосков. В ужасе он представил себе венчик из остатков волос на голове своего отца и изменил уравнение, чтобы сузить свое окно возможностей и расширить его у Лесистой Горы. Как он мог позабыть о возрасте? А выпадение волос? Имело ли все это значение? Разве то, что он не был индейцем, не приплюсовало ему, скажем, полдесятка лет и полголовы волос? Или, наоборот, отняло их? Он снова пересмотрел уравнение. И, пытаясь его решить, задался вопросом, участвует ли в нем ребенок. Он уронил карандаш и подпер кулаком подбородок. Ему также стало интересно, действительно ли он слышал, как Лесистая Гора сказал, будто Пикси была одета быком.
– На этом пути тебя ждет безумие, – заявил Джарвис, войдя в класс Барнса и обнаружив, что учитель сидит, уставившись на полную чисел невидимую движущуюся плоскость, которая выглядит словно космос.
Лесистая Гора наблюдал за Пикассо. Яркий пегий конь с белыми пятнами, напоминающими карту Северной Америки, раскинувшуюся по его спине и холке. Хотя он планировал упомянуть об этом умном наблюдении Пикси (извините, но он не мог думать о ней как о Патрис), конь принадлежал не ему, а Грейс. Гибкой, сильной, упрямой Грейс. Она изучала географию. Она любила этого коня даже больше, чем свою новую молодую кобылку. Она говорила, что ездить на нем – все равно что покорять вершину мира. Отец этого красавца, возможно, был чистокровным скакуном с юга, из страны блюграсса[68]
. Как появились пятна, было неясно, ибо у жеребенка их совсем не было. Вместе с его боксом и вместе с ценным белым конем по кличке Гринго пегий конь стал ставкой Лесистой Горы на будущее. С тех пор как он ехал в поезде рядом с Пикси и смотрел, как малыш Арчилл спит у нее на руках, он начал думать о своем будущем. Грейс, объезжавшая пегого, подала ему идею. Он начал тренироваться как боксер в два раза усердней.Во время очередной тренировки он переговорил с Поки. После ее окончания Поки запрыгнул на спину Лесистой Горы, и боксер рванул с места, как скаковая лошадь. Барнсу это не понравилось. Но ему бы не понравилось еще больше, если бы он знал, что Лесистая Гора решил пробежать так всю дорогу до дома своего наездника. Чтобы увидеть Пикси, или ребенка, или их обоих. Честно говоря, в то утро он проснулся, горя от нетерпения узнать, как дела у малыша.