Ночной сторож

Светящиеся цифры на приборной панели горели одинокими огоньками. Уравнение любви, представшее перед его мысленным взором, колебалось, словно качели-балансир на детской площадке, наклоняясь то вправо, то влево. Мог ли он положить на свою сторону лучшие качества? Скромные изменения в гардеробе? Изысканный завиток в волосах, призванный скрыть редеющие участки? И подарки. Какой женщине не понравится подарок? Ну, пожалуй, Патрис. Подарок мог бы возбудить ее подозрения. Но как насчет подарка младшему брату, Поки? Свидетельство щедрости Барнса, но без всяких условий. Что в этом плохого?

Сны-близнецы

Женские тела иногда творят такие чудеса. После недели интенсивного кормления грудью струйка молока появилась. Патрис верила матери, но все равно была удивлена. Жаанат с долей уверенности рассказала ей, что в голодные времена, как известно, молоко приходило даже у мужчин, и настаивала на том, что к смене фазы луны у нее будет нормальное его количество.

– Только до тех пор, пока Вера не вернется, – отметила она.

На улице становилось все холоднее, и теперь каждый вечер Патрис занималась тем, что утепляла дом. Она заполняла промежутки между жердями глиной, выкопанной возле болота, и затыкала крошечные щели между створками оконных рам сухою травой. На деньги, вырученные за работу быком, она купила несколько упаковок штукатурки, побелку, рулоны толя, гвозди и молоток. Толь она закрепила на крыше. Она также использовала вязкую смесь глины и травы, чтобы залепить свесы. После школы и бокса Поки приходил домой и помогал ей наносить штукатурку на внутреннюю поверхность стен. В углу, где он спал, они использовали кроликовый клей[73], чтобы приклеить к стене фотографии и вырезки из газет. Рокки Грациано, Тони Зейл, Джерси Джо Уолкотт, Шугар Рэй Робинсон и Арчи Мур[74] смотрели поверх своих округлых перчаток, уставившись в серые сумерки. Эти фотографии и статьи были не из журналов, которые Валентайн дарила Патрис, а из журналов о боксе, которые Поки давал Барнс, сначала целую стопку, а затем еще и еще. Хотя Барнс намекнул, что уже прочитал эти журналы, обложки и страницы были жесткими и новыми. Кроме того, он подарил Поки зимнюю куртку. Причем не старую, подержанную, переданную «по наследству», а совершенно новую зимнюю куртку в красно-черную клетку, которая неприятно напомнила Патрис лесорубную тему в «Лесном заторе 26». У куртки были вязаные манжеты и толстый ворсистый воротник на кнопках. Барнс утверждал, что кто-то дал ему эту куртку и он просто нашел для нее хорошего хозяина. Патрис было очевидно, что Барнс ее купил, и девушку это разозлило. Как будто она сама не могла купить куртку собственному брату. Как будто она не сделала бы этого, если бы старая куртка Поки действительно износилась. Но ею еще вполне можно было пользоваться. Кроме того, она сама могла бы купить ему коричневую шерстяную шапку с козырьком и откидными ушами.

– Ее дал тебе Барнс?

– Да.

Поки просиял, погладил куртку и провел пальцами по ворсистому воротнику.

– О, это действительно мило, – сказала Патрис, но таким тоном, что Поки пристально на нее посмотрел.

– Вернуть обратно?

– Нет, – ответила Патрис.

В конце концов, как она могла растоптать самолюбие брата? Однако, с другой стороны, когда дети узнают, откуда у Поки берутся хорошие вещи, у него наступят тяжелые времена.

– Поки, смотри, не хвастай, что Барнс делает тебе подарки, хорошо?

– Я и не собирался!

– И не бери больше ничего, что он станет тебе давать, ладно?

– О’кей, – согласился Поки.

Он посмотрел на свои ботинки. Это были совершенно новые красивые кожаные ботинки с черно-белыми шнурками. Он думал, Патрис еще что-нибудь скажет, но она только шлепнула клеем по фотографии Зэйла, нанеся этому «Человеку из стали» самый сокрушительный удар в его жизни.

* * *

Перед восходом солнца Вера всегда возвращалась. Когда Патрис выплывала из сна, на грани между ним и бодрствованием появлялась сестра. Не такая, какой она была, когда уезжала в Города: в туфлях на высоких каблуках, в чулках, с розовым картонным чемоданом. Не с такими горящими глазами. Не ухмыляясь скептически чему-то, что сказала Патрис, и не останавливаясь, чтобы сдержать смех. Нет, Вера, которая приходила, была не такой. Однажды утром Патрис вернулась в переулок, где, вероятно, умер Джек, и снова остановилась у лужи, рядом с его телом, напоминающим кучу тряпья. Она снова оттянула воротник его пиджака. Только вместо лица Джека со страшной, как у скелета, улыбкой она увидела перекошенное лицо Веры с разинутым окровавленным ртом. На другое утро она стояла в пыльной комнате, совершенно пустой, если не считать стула, разрезанного кожаного ошейника и испачканной скомканной простыни. Послышались чьи-то шаги, и Патрис резко обернулась. В комнате кто-то был, у стены что-то зашуршало, и голос Веры произнес ее имя.