Ночные бдения

Я залпом выпил вино и почувствовал, что пьянею. Такого крепкого хлипсбе я еще не пил. Хоросеф обнял меня за плечи и крикнул:

– Да здравствует Андрэ, мой брат!

– Да здравствует, – закричали гости.

И гулянка полилась чередом. Гости пили и ели, кубки не переставали наполняться вином, Фелетина и Серпулия только успевали носить миски с мясом.

Через несколько кубков я стал совсем пьяным, но, еле ворочая языком, продолжал славить Хоросефа, понимая затуманенным разумом, что только самоуничижение способно продлить мне жизнь. На каждом хвалебном слове Хоросеф обнимал меня и довольно хлопал по спине, да так, что я чуть не падал от удара на стол, борясь с желанием ударить его в ответ, только не по спине, а в морду.

Гости попеременно выкрикивали тосты то в мой адрес, то в адрес хозяина; и чем больше они пили, тем больше становились похожи на людей: куда делась неприступная чопорность, подозрительность, где осталась тревожная скрытность и любовь к тайнам, где фанатизм, кровожадность, первобытная ярость, исказившая сегодня их лица?! Как можно быть столь лицемерными: упившись кровью человека, приговоренного к смерти, пить вино за здравие другого!

Меня мутило от выпитого вина, съеденного мяса, мутило от ужасных воспоминаний, мне до тошноты надоели эти глупые лица и лживые слова. Я сидел, опустив голову и остро сознавая свою вину за гибель невинного, но прав был Жука! Что мог я сделать против толпы фанатиков? Лишь добавить новую жертву!

Я чувствовал, что стал другим, новым, я прожил две жизни за одну ночь. Все, навсегда, я стал тем, кем стал! Нет, я больше не Андрей Васильев, избалованный красавчик, любимец женщин, душа компании и стреляный воробей, нет! Тот Андрей сломался, как хворостинка, не выдержав безумной гонки событий, не сумевший воплотить в жизнь мечты, он окончил путь, разбившись о каменную стену бытия, потерял опору и упал в пропасть.

Андрэ я. Бездомный бродяга, который даже не повстанец, который не заслужил, чтобы его так называли свирепые люди. Что он сделал, чтобы душу его так жестоко исковеркали, изнасиловали его мысли, заставили врать и изворачиваться, сделали кровожадным дикарем и почти убийцей. Да, убийцей. Стоило мне протянуть руку с хозяином зверя и Сафун – «великий борец», замертво падет на пол своего дома. Кто внушил мне эти кровавые мысли, ведь Хоросеф был человеком, согласившимся приютить меня, он дал мне пищу, родственников, он показал мне новый мир во всей его отвратительности; но и он же много раз хотел убить меня, нет, он не стал бы терзаться угрызениями совести, он был бы рад меня прикончить.

Я хотел бежать прочь с пира, хотел броситься на постель и горько разрыдаться, оплакивая себя, прошлого, человека, который был мне дорог и которого я больше не в силах был вернуть. А те люди, что были рядом со мной, мама, сестра, Лена, моя бродяга Люда, Колька, – все лишь мираж, лишь образы, нереальные, как я сам…

– Слава великому охотнику! – прошамкал Донджи. – Да прибудет мир в твоем доме Хоросеф!

– Спасибо, почтеннейший, – ответил он. – Садись по левую руку от хозяина деревни.

Донджи с легкостью забрался на скамью и сел подле Хоросефа.

– Я пришел прославить доблестного охотника и выпить за него кубок вина.

– Да здравствует Андрэ! – закричали гости.

Донджи вылакал вино и повернулся ко мне.

– Расскажи нам, великий воин, как ты победил зверя, мы жаждем подробностей, – с сарказмом сказал он.

– Зверь застал меня врасплох, – заплетающимся языком сказал я. – Он хотел заворожить меня взглядом, но я успел залезть под ствол дерева и тем самым спасся от его клыков, а потом, когда он попытался достать меня, я всадил вот этот кинжал ему в глаз, – крикнул я, поднимая клинок над собой, чтобы все видели.– Это «хозяин зверя»! да будет славен Хоросеф, давший мне его!

– Слава Хоросефу! – закричали гости.

– Ты великий воин, Андрэ, – сказал Донджи, не сводя с меня жадных змеиных глаз. – Я надеюсь, ты почтишь нас доверием и останешься с нами, чтобы прославить великих хотов.

– Да! – закричали гости.

– А сейчас позвольте вас покинуть, – и Донджи, не сказав больше не слова, ушел.

Гулянка продолжалась до утра. Гости пили, плясали под какой-то странный музыкальный инструмент, на котором наяривал безусый парнишка с грустным лицом, соревновались в борьбе и метании ножа, гости шумели и смеялись, они праздновали рождение великого воина, они, счастливые, пели песни во славу его, а этот воин, пьяный в доску, почивал мирным сном за праздничным столом, уткнувшись лицом в лужу разлитого вина.

8.

Прошло четыре недели, показавшиеся мне вечностью, ибо наполнены они были серой рутиной, я попал в вонючую колыхающуюся массу и плавал в ней целый месяц.