– Фелетина заботится о моем желудке, – рассмеялся я, – она считает меня слишком худым и неаппетитным. Кстати, где сейчас Хоросеф?
– Он охотится здесь неподалеку. Я относила ему обед.
Марци поднялся с земли и, еле сдерживая огорчение, сказал:
– Я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать, – и он грустно побрел к деревне.
– Бедный парень, – проговорил я. – Он так влюблен. И ведь девушка тоже его любит, но делает вид, что он ей безразличен. Какие пошли жестокие девушки!
Серпулия покраснела и, вытащив из кармана платок, утерла пот. Она молча сидела, теребя в руках вышитый платочек, я тоже молчал – разговаривать не хотелось. Вдруг Серпулия взяла меня за руку и ласково сжала ее, заглядывая мне в глаза. Я изумленно вытаращился на нее, не представляя, как понимать этот жест. Она пододвинулась поближе и обняла меня за шею, прижавшись всем телом.
– Серпулия! Серпулия! – настороженно воскликнул я, пытаясь оторвать от себя девушку, но в этот миг она в неумелом поцелуе приникла к моим губам.
В совершенном оторопении я поднял глаза и увидел стоящего за спиной девушки Хоросефа, Донджи и еще одного жителя деревни.
– Андрэ! Почему бы сразу не сказать, что ты хочешь стать женихом Серпулии, зачем скрываться по оврагам?
Мгновенно я понял все: меня ловко обошли. Я осторожно высвободился из объятий девушки и твердо ответил:
– Ты все неправильно понял, Хоросеф, она сама…
– Все я правильно понял, – перебил он. – У меня есть глаза и мозги, милый братец, и просто развлекаться с Серпулией я никому не позволю! Я вижу, что у вас уже все серьезно. Свадьбу, думаю, лучше сыграть во второй день месяца изобилия, ты не возражаешь?
«Месяц изобилия», – подумал я, – «это уже через две недели!»
– Не возражаю, – скрипнув зубами от досады, ответил я.
– Пойдем, Серпулия, – мягко сказал Хоросеф, протягивая ей руку.
Девушка легко поднялась и, даже не взглянув на меня, ушла с Хоросефом и его командой.
Я готов был рвать и метать от ярости и, если бы кто-нибудь оказался рядом, то точно получил бы от меня пару тумаков. Вот так, эта смазливая змея добилась своего. Вернее нет, не так. Я не винил девушку, я понимал, что это Хоросеф заставил ее пойти на такое предательство. Ведь она теперь была не пристроена. Ее жених совсем не доблестно погиб, а взять в жены чью-то невесту не пожелает ни один богатый и достойный молодой человек. Я был подходящей кандидатурой, великий охотник, младший брат хозяина деревни, красив, не обременен родственниками и, что самое главное, не смогу отказаться! Я был зол, о, как я был зол!
Вечером я, еще не остывший от ярости, встретился с Жукой на условленном месте. Бродяга не изменял себе: немыт и весел. Без предисловий я бросился к нему:
– Жука, мне нужно бежать из этой чертовой деревни! Я чувствую, нам пора в Город Семи Сосен!
Нахал спокойно оглядел меня с ног до головы и снизошел:
– Успокойся, господин. Я уже слышал, что с тобой произошло, вся деревня знает. Н-да-да, в который раз убеждаюсь: Донджи не дурак. Ловко он обставил это дельце. Молодец!
– Ну и что! – вспылил я. – Ты так и будешь хвалить этого урода, вместо того, чтоб помочь мне?
– Тише, тише. Чем вам не нравится Серпулия? Милая, на мой взгляд, девушка.
– Вот и женись сам на ней! – зло огрызнулся я. – А мне не светит!
– Э-эх! Это мне не светит, я бы с удовольствием!
– И ты так легко продал бы свою дражайшую свободу, свои идеи? – усмехнулся я, чуть поостыв.
– Нет, это ты хочешь продать подороже свою шкуру! – засмеялся он. – Меня и с потрохами не возьмут. Но если серьезно, нам не добраться до Города без денег, маскировки и цели. К тому же вы дали клятву принадлежать этому народу, а я уже говорил, что это значит в случае побега. Нужно ждать подходящий случай…
– Что же делать? – я угрюмо сел на землю.
– Ты умник, вот и придумай…
Разговор с Жукой мне ничего не дал. В тот вечер я вернулся домой с камнем на сердце.
Ужин прошел почти в немом молчании, говорил только Хоросеф. Он смачно рассуждал, что нужно будет купить к свадьбе и как ее лучше провести. Серпулия угрюмо молчала, уткнувшись взглядом в тарелку, ни разу за обед не подняла она глаз. Фелетина сочувствующе кивала мне…
На следующий день я встретился с Марци на поле. Парень был необыкновенно грустен, он не пел песен, не сыпал шуточками, он просто тяжело болел от разбитого сердца.
– Марци! – окликнул я его. – Пойдем, прогуляемся.
Он догнал меня, и мы вошли в лес.
– Послушай, Марци, ты не должен на меня злиться, – начал я, остановившись у старой замшелой сосны.
– Я не держу зла, Андрэ, – не дал он мне закончить. – Когда она была невестой Мусы, я не грустил, я знал, Муса хуже меня, и что девушка все равно будет моей. Когда ты стал ее женихом, я понял, что она навсегда потеряна для меня, потому что ты лучше.
– Марци, ты не прав! – в волнении воскликнул я.
– Нет, прав. Раньше в мечтах она была моею, Мусу она не любила, и я мог представлять, что она любит меня. Теперь ты ее жених, тебя она любит, я ее даже в грезах потерял.
– Марцибус, не любит она меня! Что эта глупая девчонка понимает в любви! Против воли Хоросефа не пойдешь, куда ей было деваться?!