Холодный пронизывающий ветер задувал даже под мой теплый плащ: я снял его и накинул на плечи девушке.
– Подул капучка, он принесет бурю, – тревожно сообщила она, поглядывая на клубящиеся тучи.
– Вы должны успеть.
Взявшись за руки, мы крадучись пробирались по полуосвещенным переулкам: деревня не спала, люди отмечали нашу свадьбу.
Благополучно добравшись до места, я внимательно вгляделся в темноту: река мирно катила свои волны, но Марцибуса нигде не было видно.
– Где же Марци? – недоуменно спросил я, оглядывая окрестности.
– Не знаю, мы договаривались встретиться здесь, – пожала плечами Серпулия.
Я подошел поближе, и чуть было не споткнулся о неподвижное тело.
– Марци! – горестно возопила Серпулия, бросаясь к нему. – Андрэ! Андрэ! Он съел ядовитые ягоды дерева касар.
Я и сам понял это, увидев полупустую миску, стоявшую в стороне. Я наклонился над парнем – он дышал.
– Ты знаешь, Серпулия, он и нам предусмотрительно оставил. Отойди-ка, – сказал я, грубо оттолкнув ее.
Я засунул ему пальцы в рот, Марцибус закашлялся, и содержимое его желудка оказалось на земле, среди остатков обеда золотились смертоносные ягодки.
– Серпулия! – воскликнул я. – Яд еще не успел всосаться, быть может, мы спасем его, скорее неси воды.
Высыпав из миски остатки ягод, девушка метнулась к реке. Когда она прибежала обратно с полной чашкой воды, я разжал рот Марци, и она осторожно вылила воду ему в горло. Марци закашлялся и его снова стошнило. Я сбился со счету, сколько раз Серпулия бегала к реке, пока Марцибус наконец-то не открыл глаза. Девушка радостно вскрикнула и крепко обняла его.
– Кто это? – еле внятно пробормотал он. – Кто ты в образе любимой, так крепко прижимаешь меня к груди, уж не дух ли ее явился, чтобы проводить меня в зеленые луга, где я смогу мечтать о своей любимой?
– Это и есть твоя любимая, придурок, – зло огрызнулся я, чувствуя себя полным идиотом, надо же столько стараний, и все чуть не сорвалось.
– Андрэ? Серпулия? – удивленно прошептал Марци, протягивая руки.
Я пожал его холодную ладонь.
– Вставай, Марци-Марцибус, – сказал я. – Конь уже грызет удила и бьет копытом землю, дальние края и дорогие вина ждут тебя. Вставай, иначе твоя жена передумает и уйдет с женихом.
– Ах, я не могу, – грустно вымолвил он. – Страшная слабость сковала мои члены. Я не могу.
– Это от яда, милый, – ласково сказала Серпулия, перебирая его вьющиеся волосы. – Что же делать, Андрэ?
– Что делать? Что делать! Почему все требуют ответа на этот вопрос, я бы и сам не прочь узнать, – сердито проворчал я, поднимая Марци на руки. – Живой или мертвый ты отправишься в Город Семи Сосен.
И мы двинулись к озеру.
Жука сидел на пеньке и угрюмо ковырял прутиком в зубах. Рядом на привязи пасся красавец-конь, неподалеку под деревом лежал мешок корма. При нашем появлении Жука встал и удивленно воззрился на странную троицу.
– Только не говори мне, что поумнел, решил убить пацана и сбежать со своей женой.
– Шутишь? – засмеялся я. – Но судьба опять преподносит тебе возможность неплохо заработать.
Я опустил Марци на землю и посадил, прислонив к дереву.
– Парень додумался попробовать яду, благо вкус ему не понравился, и он не успел съесть все, отделается недомоганием и желудочными коликами. Но как видишь, наездник из него теперь никудышный. Я заплачу тебе еще пять империалов, если ты проводишь эту парочку до тех пор, пока Марци не оклемается. Не останавливайтесь без надобности, чем дальше вы отъедите сегодня ночью, тем будет лучше для всех. Конечно, это опасно, но стоит пяти империалов.
– Черт с тобой, – проворчал Жука, – и черт с твоими деньгами. Я отвезу этих малышей, но при условии, что ты исполнишь мое предсмертное желание.
– Эх, Жука, – рассмеялся я. – Не думаю, что мне придется, но все равно согласен.
Бродяга поднял Марци и взвалил его на коня. Серпулия всхлипнула и кинулась мне на шею, горячие поцелуи обжигали мое лицо и губы.
– Я никогда, никогда не забуду все, что ты сделал для меня. Ты научил любить, ты открыл клетку и выпустил меня на свободу. Я никогда не забуду своего мужа, никогда! Если вдруг придет надобность, я пожертвую ради тебя жизнью.
Она легко вскочила в седло позади Жуки и ухватилась за его пояс. Бродяга дал коню шпоры, и он тронулся с места.
Не успели они отъехать и десяти метров, как я вспомнил о деньгах и криком остановил их.
– Вот, возьми, Серпулия, – сказал я, протягивая ей узелок. – Этого вам хватит на первое время.
Серпулия еще раз обняла меня, а Марци протянул мне руку со словами:
– До встречи в Городе Семи Сосен…
В подавленном настроении вернулся я в деревню. На душе было грустно: все, кто был мне близок, кто был другом, – уехали, покинули, оставив меня разбираться с разъяренным Хоросефом. Но я ошибался – последний друг в неописуемой тревоге метался перед домом. Это была Фелетина, несмотря на поздний час и непогоду, она ждала меня с вестями.
– Андрэ! – тихонько окликнула она меня.
– Фелетина, – прошептал я, заключая ее в объятия, и этим сказав все, – милая Фелетина.
– Они уехали, скажи, что они уехали! – взмолилась она.
– Да, они уже далеко, все в порядке, – бодро ответил я.