Ночные разговоры

Со своей стороны, Валентина Апполоновна говорила: главная работа Зои состояла в том, чтобы возить на санках по Литейному и по Неве, по проторенной в снегу дорожке на Финляндский вокзал людей, которые отправлялись по «дороге жизни», через ладожский лед в тыл. За эту работу она брала хлебными карточками, иногда приносила из этих вояжей драгоценности; она показывала их Валентине Аполлоновне, которая могла определить, не обманули ли ее. Между этими двумя дамами произошли какие-то недоразумения. Это Яков Моисеевич почувствовал, как только вернулся домой. Кроме того, Зоя, во время отсутствия Краснопольского, переселила его в комнату умершего мужа Валентины Аполлоновны, сама с мужем-инвалидом заняла те две сугубо-смежные комнаты, в которых жили Яков Моисеевич со своей женой и тестем. Зоя же побаивалась адвоката: — мало ли какие законы отыщет? Хотя их и было двое, а он жил один, площадь умершего мужа Валентины Аполлоновны тоже была вполне достаточна для двоих, можно было в ней жить на более законных основаниях, не переселять человека без его ведома. Она видимо надеялась, что Краснопольский с войны не вернется и у нее будут две комнаты. Яков Моисеевич решил не обращать внимания на это вынужденное его переселение из своей комнаты в чужую, решив: эта Зоя на многое способна, еще Анна Петровна предупреждала Веру — Зою по ночам брали понятой на обыски. Пока обе дамы старались ему наперебой услужить, у него с ними сложились вполне добрососедские отношения. Но ему казалось, Валентина Аполлоновна чувствует себя неловко: она одна в квартире из приличных и интеллигентных людей, как она любила выражаться, осталась жива, даже Анна Петровна и та погибла при бомбежке железной дороги, пытаясь в начале войны вернуться из деревни в Ленинград.

Помимо любопытства к работе профессора, у Краснопольского была уверенность — старик завел и на него карточку. Его естественно сильно волновала судьба рукописей, он никак не мог понять, которая из дам может знать о них и как начать разговор. Конечно, если бы Зоя не переселила его, он мог бы проверить, на месте ли рукописи? В своих размышлениях он все же склонялся в сторону Валентины Аполлоновны, та в свою очередь почувствовала — адвоката что-то связывает с ее первым мужем, сама часто заводила о нем разговоры. Как правило, она рассказывала о своей счастливой жизни с Львом Борисовичем, когда тот был профессором университета и когда с ним никаких "странных явлений" не было. Обычно она доводила свой рассказ до момента, когда она привела в квартиру своего второго мужа-бухгалтера. Чем больше Краснопольский с ней разговаривал, тем больше убеждался — безусловно, она знает о рукописях. Он не мог понять, почему она избегает разговора о них. В то же время камин, куда они были вмурованы, стоял в Зоиной комнате, иногда ему казалось, она тоже что-то знает. Ведь сказала же она однажды, глядя ему в глаза и, как ему показалось, с многозначительной улыбкой, что намерена сломать и вынести камин: " Больно уж много места занимает, я собираюсь привезти к себе из деревни сестру с сыном". Камином этим не пользовались с зимы семнадцатого года. В первую зиму нашей новой эры, появились в комнатах и в перегороженных залах буржуйки, попозже — обитые жестью круглые печки. Вообще-то, большинство каминов было вынесено на свалки в годы индустриализации — комнаты перекраивались на каморки. Да и непонятно было, для чего такие громадины существовали на свете.

Краснопольский однажды зашел к Зое за какой-то мелочью и заметил: изразцы, за которыми были спрятаны рукописи, сняты. У него был записан в блокнотик порядковый номер от стенки и снизу — их-то теперь и не хватало в камине. Он сделал вид, будто ничего не заметил, хотя ему показалось, Зоя перехватила его взгляд. Он сказал для отвода глаз: да, теперь эта громадина с финтифлюшками только место занимает. Зоя повела себя более определенно, она прямо указала на выломанные изразцы: "Вон видите, буржуи в печки драгоценности прятали, вынуть, видать, сумели". Он на это никак не отреагировал, решил ничего больше не предпринимать: будь что будет.

В один прекрасный день все случайно прояснилось: как-то после работы Краснопольский завозился в коридоре в поисках ключа от своей комнаты. Из кухни послышался громкий Зоин голос. Она кричала Валентине Аполлоновне:

— Ты вон стенку от камина разворотила, говоришь, сил не было. Кому бы врала! Я, думаешь, не знаю, что ты там искала? Ко мне цепляешься из-за золотого полтинника, которого я в глаза не видела. Сама, небось, награбила себе на всю жизнь, — и не только в нашей квартире — у подружек своих барынек, которые померли! Так я тебе и поверю, из дружбы к ним ходила. Не раз видела, домой с узлами возвращалась — эксплуататорша чертова, привыкла жить на награбленном, тетка Нюша рабой у вас в доме жила. Вера Аполлоновна повторяла: "Замолчи ты, грубиянка!" Зоя не замолкала:

— Как только вас всех не пересажали! — Хитрые! Тот вон старый — идиотом прикинулся, золотишко в камин припрятал!