Ночные разговоры

Анна Петровна была малоразговорчивой особой, она добросовестно ухаживала за своим бывшим барином. Конечно же, Вера Львовна платила ей за услуги. Главное, за что Анна Петровна была благодарна Верочке — она устроила её на казенную службу вахтершей в свой институт. Когда она стала получать получку, практически все деньги — от Верочки, как она считала — тратила на Льва Борисовича. При этом она говорила: убогим надо помогать бескорыстно, за это Бог грехи отпустит. Окромя того, говорила она, он же не чужой, всю жизнь вместе под одной крышей прожили. Иногда она жаловалась Вере Львовне: ее племянница, которую она взяла к себе из деревни, ругает ее за Льва Борисовича, говорит, он всю жизнь эксплуатировал ее, поэтому у нее рабская душа выработалась. Анна Петровна, действительно, приходила убирать комнату профессора, когда племянницы не было дома, она содержала в образцовом порядке все его хозяйство: чинила и штопала его одежду, крахмалила воротнички рубашек, отдавала своему знакомому сапожнику чинить его обувь и всегда, когда пекла пироги, приносила ему кусочек на тарелке, покрытой белой салфеткой. Краснопольский говорил, если бы в то лето, когда началась война, она не уехала в деревню к сестре сажать картошку, очень возможно, рукописи профессора сохранились бы. Во-первых, рассуждал он, Анна Петровна точно бы выжила, может и Веру спасла бы. Буквально через насколько дней после ее отъезда у Льва Борисовича случился инсульт, его отвезли в больницу. Через несколько дней началась война, Вера Львовна привезла его из больницы домой. У него была парализована речь, при этом его глаза очень внимательно следили за входившими в его комнату людьми. К нему приходил лечащий врач и медсестра, делавшая ему уколы. Его друг Николай Иванович из психиатрической больницы, который сам перенес инсульт — правая его рука была подвязана, ногу он волочил — приходил к нему теперь чаще обычного. Когда тестя привезли домой, Краснопольский впервые вошел в его комнату. У него в то время уже был на руках вызов в военкомат. Они с женой решили привести в порядок не спрятанные и возможно, недописанные рукописи. Кроме того, Вера Львовна решила показать мужу место, где находились спрятанные рукописи — никто не знает, кто выживет, рассуждала она. Они вошли в комнату Льва Борисовича, тот спал, вернее: сначала вошла Вера Львовна и дала мужу знак. Как только вошел Краснопольский, профессор открыл глаза, посмотрел на них, отвернулся к стенке. Утром Льву Борисовичу стало хуже. Его лицо больше покраснело, в глазах появился неестественный стеклянный блеск. Врача из поликлиники не удалось вызвать, выхода не было — надо было позвать Николая Ивановича. Он пришёл довольно быстро, научил Веру Львовну делать уколы, дал таблетки, сказав, больному нужен полный покой, ушёл.

Кое-что о рукописях Вера Львовна всё-таки рассказала мужу в первые месяцы их совместной жизни, хотя уверяла его: она не знает, о чем пишет отец, с её точки зрения, он занимается всем этим только из-за болезни. После этого разговора Краснопольский прекратил всякие попытки говорить на эту тему. Теперь она, впервые призналась: сама перепечатала и откорректировала две части рукописи. Первая часть была посвящена соблюдению правопорядка на Новгородской Руси и исследованию влияния татаро-монгольского ига на развитие русской законности. Она говорила: последние главы были для него особенно важными и оказались наиболее сложными, поскольку у отца уже не было доступа к архивным материалам и ему приходилось пользоваться услугами молодого московского архивариуса, бывшего своего студента, который почти до конца тридцать седьмого года работал в Центральном архиве СССР. После того, как профессор вернулся, он завел картотеку на всех своих знакомых. В основном, это были бывшие его коллеги по работе, большинство из которых тоже вскоре исчезли. С семьями многих из них Вера Львовна продолжала поддерживать связь. Самыми интересными источниками для него стали: его собственная квартира и открытые материалы в библиотеке. Кстати, о жителях квартиры он иногда беседовал с Анной Петровной, которая хоть и считала его убогим, но только потому, что он такой умный и нонче не может сам себе заработать. Она Краснопольскому как-то сказала: нет уж таких ученых господ, его за больного считают, a он умнее всех.