Ночные разговоры

Вера Львовна несколько лет занималась древнегерманскими языками, защитила диссертацию, ее назначили зав. кафедрой в Инязе. Одновременно она начала давать частные уроки по английскому и немецкому языкам, денег на скромную жизнь им хватало.

Мишка опять повторил, его много лет занимала эта история: он решил все что слышал, записывать, хотел написать об этом пьесу или повесть, но понял: это будет смахивать на работу самого профессора и бросил эту затею. Самое главное, это нынче не пойдет. У его родителей оказалось много знакомых, которые тоже слышали о сумасшедшем профессоре, некоторые из них, были хорошо знакомы с Верой Львовной. В то время, когда Яков Моисеевич женился на Вере Львовне, он был близким другом Мишкиного отца; его отец, как бы шутя, говорил Мишкиной матери: Яша женился из любопытства, хотел быть ближе к отцу этой особы. Мне же, — Мишка говорил, — сам Яков Моисеевич, в мои визиты, уже после истории с эмгебешником, признался: он не верил в болезнь профессора. Он знал: тот ежедневно ходит в публичную библиотеку. Ему было так интересно, чем он там занимается, что однажды отправился в зал общественно-политической литературы, где профессор обычно работал, сел за его спиной, дабы рассмотреть заглавия книг, лежавших у него на столе. Перед профессором была подшивка газет: разные брошюры, постановления, указы, материалы партийных конференций и съездов. Он делал выписки в толстую с черной клеенчатой обложкой тетрадь. Тогда же Краснопольский рассказал: жизнь этого человека превращалась для него в настоящую загадку. Он даже встретился со своим другом-психиатром, чтобы выяснить симптомы разных психических заболеваний. Сам начал изучать литературу по психиатрии и в конце концов пришел к окончательному выводу: профессор не болен, ему просто эта болезнь нужна для ведения исследовательской работы — меньше вероятность ареста. В начале своей женитьбы на Вере Львовне, Краснопольскому казалось: он сумеет разговорить старика. Он упросил жену пригласить его на чашку чая в честь их женитьбы, кончилась эта затея нехорошо — старик раскричался:

— Меня всю жизнь травят и преследуют, теперь родная дочь напустила моли в комнату, которая испортила мою единственную шубу.

На Веру Львовну эта сцена произвела ужасное впечатление. Она со слезами говорила — теперь отец снова попадет в больницу. Краснопольский же был убежден: она все знает про отца, скорей всего, сама участвует в его затее, в то же время верит в его заболевание. Иногда Краснопольскому казалось, будто они оба не совсем нормальны, как бы заигрались.

— Сейчас, — сказал Мишка, — я думаю, Яков Моисеевич обиделся на жену и тестя, поскольку те, как ему казалось, не допускали его в свою жизнь. За два года, что он прожил по соседству со Львом Борисовичем, в комнату профессора имели доступ два человека: его дочь и бывшая его служанка Анна Петровна, которая всю жизнь прожила у них в доме. У той и у другой были свои ключи от комнаты, которая всегда была заперта.