Ночные страхи

Даже если я сейчас приду, чем я смогу ей помочь? Страхи неосязаемы и нематериальны, но они искажают лица. Кстати, было бы любопытно увидеть гримасу очень сильно напуганного человека. Наверняка это будет забавно: глаза выпучены, взгляд совершенно бессмысленный, губы кривятся в ужасе. Теоретически – да, очень даже забавно. Но застать в столь плачевном виде свою собственную сестру? Возможно, когда я приду, она будет сидеть на кровати, вцепившись в пододеяльник двумя руками, и робко выглядывать из-за краешка одеяла, как жена Синей Бороды. Или даже жевать уголок простыни, что, как известно, есть первый признак начинающегося слабоумия. Хотя, скорее всего, она будет лежать, съежившись под одеялом, бесформенным холмиком, по которому так и хочется шлепнуть. Трудно будет противиться искушению. Впрочем, я знаю, есть люди, которые никогда не укрываются с головой, потому что боятся, что их задушат во сне, надавят сверху, прямо поверх одеяла – и все. Да уж, приятного мало. Стоит только представить, что кто-то невидимый склоняется над тобою с такими убийственными намерениями… Но, возможно, сестры и не будет в кровати. Она должна была встать, чтобы постучать в стену. Может быть, я не сразу увижу ее в темноте: она спрячется где-то за креслом или даже в шкафу, среди вешалок с одеждой. Мне придется зажечь спичку. Бывает, что спички гаснут, вспыхнув лишь на секунду. Бросаешь их на ковер, и их тлеющие головки прожигают в нем мелкие дырочки. И вот что забавно: сестра может лежать у меня под ногами, а я ее и не замечу, пока она не завопит, когда на нее упадет спичка.

Тук-тук.

На этот раз стук был совсем слабый. Все-таки лучше к ней не ходить. Не стоит создавать прецедент, а то потом мне придется всю жизнь бегать к ней по ночам и спасать от надуманных страхов. К тому же, справляясь со страхами самостоятельно, дети быстрее их перерастают. Разумеется, я ничего не скажу сестре. Пусть она думает, что я не слышал, как она мне стучала. Она все равно не поймет, почему я не кинулся к ней на помощь, и решит, что я бросил ее в беде. Но я никогда бы не бросил ее в беде. Невзирая на холод, я сию же секунду вскочил бы с кровати и, набросив халат, побежал бы ее утешать: «Тише, тише. Все хорошо. Это всего лишь сон!». Возможно, когда сестра станет старше, я ей расскажу, что не пошел к ней намеренно. Свою битву она должна была выдержать в одиночку – мы все через это прошли. У каждого где-то припрятаны объяснения подобных поступков; с годами они вызревают, обретая налет ностальгической сентиментальности, к тому же есть некое извращенное удовольствие в том, чтобы рассказывать о себе в неприглядном ключе. Пусть это будет моим секретом. Сестра знает, а если не знает, то уж точно узнает теперь, что я сплю крепко. Если завтра за завтраком она что-нибудь скажет, я притворюсь, будто и вправду ничего не слышал, – детей так легко обмануть! Хотя, наверное, она постесняется упомянуть о сегодняшней ночи. В конце концов, я здесь вообще ни при чем: я не управляю чужими снами, в ее возрасте я сам спал как сурок. Сны об убийствах… явно неподходящие сны для ребенка. Надо будет при случае поговорить с ней и сделать внушение.

Шли минуты, стук больше не повторился. Я перевернулся на другой бок. Постель была теплой, уютной, но мне спалось бы гораздо лучше, если бы сестрица переселилась в другую комнату. Впрочем, это легко устроить.

У. Ш. [65]

Первая открытка пришла из Форфара.

«Мне подумалось, Вам понравится вид Форфара, – было написано на обороте. – Вы всегда интересовались Шотландией, и это одна из причин, по которым Вы заинтересовали меня. Я с большим удовольствием читаю все Ваши книги, но Вы уверены, что хорошо разбираетесь в людях, в частности, в собственных персонажах? Я сомневаюсь. Считайте, что это было рукопожатие от Вашего преданного почитателя У. Ш.».