– Вы счастливчик, – беззлобно произнесла она. – Вы можете выбирать, а вот мы… Что ж, до встречи. Рада была повидаться.
Она засеменила прочь той особой напряженной походкой, характерной для всех этих женщин, но я нагнал ее и спросил:
– Почему вы вообще занимаетесь этим делом?
– Ой, не знаю. Что-то новое, по-любому. Рестборн мне осточертел. После того, как вы пришли в кафе…
– Да? – сказал я.
– Ну, я просто почувствовала, что хочу заниматься чем-то другим. Вот и все.
– Это вам тоже осточертеет.
– Здесь больше разнообразия и больше денег, между прочим. Некоторые из нас делают по сорок фунтов в неделю. Я уж лучше пойду с кем-то до конца, чем буду трепаться с каждым за чайным столиком. Кое-кто из мужчин чувствует себя мужчиной уже потому, что его завлекают. Кто-то приходит просто на нас посмотреть. Мы не такие уж плохие. Я слышала об одной лесби, которая вызвала подкрепление, свистнув в свисток полицейского, когда ему дали в пах и он не мог пошевелиться.
– Я вас не осуждаю, – сказал я, – и их тоже не осуждаю.
– Это не плохая жизнь. Большинство мужчин – это рты и штаны. Мне самой больше нравятся штаны, если вы понимаете, о чем я.
– Точнее, без штанов.
– Да, наверное, так. Что ж, пока, мистер как-вас-там. Вы мне не представились. Лондон такой большой. Приятно думать, что мы соседи.
– Послушайте, – сказал я.
– Мне больше нельзя терять время. За мной придет Большой Гарри.
– Вы здесь каждый вечер?
– Да, пока меня не отправят куда-то еще.
– До свидания и удачи, – сказал я и пожал ей руку. – Возможно, мы еще увидимся.
Как правило, во время таких прогулок мои мысли текут своим чередом. Но в тот раз они то и дело возвращались к проблеме Дорис и Эдварда, проводя прямые от меня к ним и образуя угол, который, когда я в него вошел, приобрел все достоинства и полноту треугольника. Но я был условным участником. Та нежность, которую я испытывал к Дорис-официантке, не распространялась на Дорис-шлюху, – я видел в ней лишь представительницу профессии, к которой относился без всяких сантиментов. Досада, угрызения совести – вот что я испытывал, гадая, не мог ли мой визит в Рестборн, когда я отнесся к ней так холодно, оказаться той последней соломинкой, которая переломила хребет ее порядочности – если она тогда еще была порядочной.
Но Эдвард, этот человек-загадка, придал бы он значение ее занятию, если у нее было лицо его мечты? Как большинство людей его круга, Эдвард имел солидное состояние. Мы все принимали как должное, что любой из нас может позволить себе неограниченное количество джина и вермута или любого другого напитка, подходящего к случаю. Эдвард потерял некоторые деньги из-за брака с Мэри, поскольку те средства, которые он отписал ей по дарственной, вернулись к нему после ее смерти с серьезными вычетами: налоговое управление своей доли не упустило. Не раз, в моменты откровения, он прославлял мудрость растратить все свои деньги в течение жизни, и кое-кто к нему прислушивался. «Но, – говорил он, – большинство моих друзей – мои ровесники и обеспечены даже лучше меня, так что куда все это девать? Я должен отдать часть себя вместе с этим подарком, иначе какая в нем радость? Но почти все, кого я знаю, ярче меня как личности – куда уж больше». Для нас это сделалось своего рода игрой: подыскать для Эдварда возможную наследницу. Высказывалось множество престранных предложений, хотя до него они, разумеется, не доходили. Он был прав относительно своей безличности: он казался реальнее, когда о нем говорили, чем когда он присутствовал рядом. Он сам называл себя изобретением своих друзей. Но токи его души текли в тайном русле, невидимом для нас.
Из всех предполагаемых преемниц его щедрот не было претендентки фантастичней, чем Дорис Блэкмор. И все же, так ли она неприемлема? Помимо того, что у нее было Лицо, разве не обладала она едва ли не всеми прочими данными, включая и собственную безличность? Если она умела быть кем угодно для всех мужчин, не смогла бы она без особых усилий стать единственной для кого-то одного?
– Эдвард, – спросил я как-то вечером, когда мы оказались вдвоем, – извини за вопрос, но ты когда-нибудь был с проституткой?
Он нахмурился и уставился на меня своими янтарными глазами.
– Нет, – ответил он. – А что?
– Мысль о них тебя не отталкивает?
– Я вообще о них как-то не задумывался.
– Я тоже, пока пару дней назад одна из них не подошла ко мне вечером в парке, и знаешь, она произвела на меня впечатление.
– Ты ее снял? – спросил Эдвард.
– Снять не снял, я не по этой части. Но я с ней поговорил и нашел ее интересной и приятной. Это тебя не шокирует?
– Ничуть, – сказал Эдвард. – Меня не шокируют сексуальные отклонения или даже, – он улыбнулся, – сексуальное поклонение.
– Ты не хотел бы с ней встретиться?
– Может быть, но не на улице.
– Нет, где-нибудь в ресторане. Она не будет отличаться от других девушек – я позабочусь об этом.
– Ну хорошо, – согласился он. – Но сможет ли она выбраться? То есть, их боссы не дают им отлынивать от работы.
– Я дам ей денег, чтобы ей было что предъявить.
– Что ж, лучше я сам. Сколько, по-твоему, – пятерку?