Ночные страхи

Под толстым слоем матовой краски скрывалась какая-то надпись, похоже, сделанная по трафарету. Белая надпись под белой краской – ее было очень трудно прочесть, но он все-таки разобрал, что там было написано:

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

ПОДПОЛКОВНИК АЛЕКСАНДР МАККРИТ

Вот все и разъяснилось. Во время войны подполковник Маккрит занимал спальню Филипа.

Возможно, тогда это был штабной кабинет, или комната отдыха, или та же спальня, но, в любом случае, подполковник Маккрит не желал, чтобы его беспокоили. Возможно, троекратный стук в дверь означал, что кому-то все же пришлось его побеспокоить. Вероятно, по важному делу. Прежние владельцы дома, прожившие здесь года два после ухода военных, полностью изменили интерьер, пытаясь стереть все следы пребывания в нем своих армейских предшественников. Должно быть, они изрядно потратились на ремонт, после чего поспешно продали дом. И правда поспешно, подумал Филип, потому что цена была очень даже умеренной. Люди явно потеряли в деньгах. Почему?

Филип не поддерживал связи с прежними владельцами дома и не знал, где их искать. Но даже если бы знал, о чем бы он их спросил?

В голову лезли совершенно дурацкие мысли. Например, что команда «Подъем! Бегом марш!» предназначалась ему, а таинственный стук посреди ночи означал, что кто-то пришел его разбудить и позвать на военные учения или маневры. Опаздывать было нельзя. Возможно, от этих маневров зависела безопасность страны. Возможно, вторжение было неизбежно! Разумеется, не сейчас, а тогда.

Постепенно эти абсурдные фантазии сошли на нет и вылились в почти непреодолимое нежелание спрашивать у Альфреда, не случалось ли с ним чего-то еще, так сказать, сверхъестественного. Но спросить было необходимо, и когда все вроде бы успокоилось, Филип все-таки задал вопрос.

– Да, сэр, частенько случалось. Но я вам не рассказывал, не хотел вас тревожить.

У Филипа екнуло сердце.

– А что именно происходило?

– Ничего нового, сэр, кроме тех звуков, о которых я уже говорил, и команды «Подъем! Бегом марш!». Но в таком старом доме может быть и не такое.

– И больше вы ничего не слышали?

– Кое-что слышал, сказать по правде. Но это просто досужие слухи. В такой глуши, вдали от всякой цивилизации, людям нечем заняться. Вот они и болтают о всяком.

– И о чем же они болтают?

– Могу я сесть, сэр? – Альфред сел на стул, наклонился поправить манжеты, выпрямился и сказал: – Это касается подполковника.

– Подполковника Маккрита? – уточнил Филип.

– Да, сэр, подполковника Маккрита. Они даже не могут правильно произнести его имя. Необразованный тут народ… Так вот, они говорят, подчиненные его не любили. И особенно те подчиненные, которые жили с ним под одной крышей. В смысле, здесь, в этом доме. Во время войны. Он был самодуром с диктаторскими замашками, такие встречаются среди высших армейских чинов. Это, конечно, не нравилось подчиненным. Он взял в привычку будить их посреди ночи, когда в этом не было никакой острой необходимости. Просто чтобы посмотреть на луну, так сказать, под предлогом воздушного налета. Хотя никакого налета не было и в помине. В конце концов это им надоело.

– И я их понимаю. А что было дальше?

– Он прицепился к одному рядовому, который что-то не так сказал или не так сделал, и лишил его увольнительных. Дом тогда считался казармой. Тот рядовой и еще трое-четверо человек спали в моей нынешней комнате. Вы, наверное, помните, как оно было в армии, сэр. Никто не заботился об удобстве простых солдат.

– Да, я помню, – сказал Филип.

– Так вот, этот парень, бузотер и смутьян, обозлился на подполковника, которого никто не любил, и сговорился с сержантом, который тоже его не любил, и они вместе замыслили очень недоброе. Это, конечно, неправильно и против устава, но нельзя постоянно испытывать людское терпение. Даже у солдат оно небезгранично.

– Разумеется, нет.

– В общем, они сговорились и однажды ночью подняли весь дом криками «Подъем! Бегом марш!», и сержант постучал в дверь подполковника – в вашу дверь, сэр. Тот вышел в пижаме и спросил: «Какого черта? Что происходит?» И сержант говорит: «Сэр, там внизу, у реки, кто-то есть. Ведет себя подозрительно. Возможно, немецкий шпион». Подполковник чертыхнулся, но надел китель и брюки – ночью на улице было прохладно – и пошел вместе со всеми к реке. Их там было человек тридцать-сорок. Никто точно не знает, что случилось потом. Вы сами знаете, что бывает с людьми, когда они собираются большой толпой, все взбудораженные и злые. Они заражают друг друга… Один человек никогда не сделает того, что сделает дюжина человек… А подполковник крепко пил… В общем, он упал в реку и утонул. Его тело нашли у плотины. Воды в реке было мало, и его не унесло на ту сторону.

– Бог ты мой, – сказал Филип, хотя на язык просилось куда более крепкое выражение. – Как вы думаете, это правда?

Альфред улыбнулся и пожал плечами.

– Народ здесь неграмотный, но болтливый.

Прошло несколько дней, и в одну из ночей, а вернее в пять утра – в то же самое время, что и в прошлый раз, – Филипа разбудил громкий стук в дверь.