Nomen Sanguinis. Имя крови

Кухулин вернулся домой неожиданно притихший. Наставник, все это время его искавший и обещавший выпороть, хотел было начать ругаться, но заглянул ему в лицо и обеспокоенно спросил:

– Что-то случилось?

– Мой отец мертв, – сказал Кухулин как взрослый, и слезы побежали из его глаз. – Нам надо держать стены Тир на Ног, и он оставил нам для того часть себя. Это защитит нас. Защитит мой род, ибо в крови его сила, что дарует моим потомкам могущество, не сравнимое ни с кем. Великих за стеной больше нет. Лишь несколько детей, их сила без родителей не окрепнет в прежнее могущество. Горстка Вечных, испуганных и обессиленных страшной болезнью, скрывается под землей, но многие из них не выживут. Мы будем держать стену так долго, как долго будут сотрясаться основы мироздания, расшатанные войной Великих, и вы, Знающие, скоро исчезнете, останавливая волну за волной. Я помогу. – Мальчик с недетской серьезностью посмотрел на изумленного наставника. – Отец указал путь, и я приму каплю его силы, и в этом тоже печаль, ибо не можем мы даже в смерти отпустить Ллуга, жаждущего соединиться в Вечности с той, кого любил он больше жизни. Лишь когда-нибудь… И тогда сможет он увидеть ее во мраке, и никто и ничто не остановит его от встречи с ней.

Мальчик надел на палец кольцо, которое было ему велико, и то вспыхнуло огнем цвета его глаз, и наставник опустился около него на колени, покорный его воле и его словам, зная, что все правда.

Иштар стояла посреди пустыни у стен замершего города. В безвременье. За гранью бытия. В коконе, который должен был сохранять ее в ожидании той, кто сможет прийти к ней и привести обратно в мир. Она смотрела в небо, и амулеты хранили Великую и ту, что из поколения в поколение несла ее воспоминания и кровь в себе. Кровь той, что была рождена от Великого Отца Сина дважды.

– Разве ты хоть раз оставалась одна? – колокольчиком зазвенел смех. – Призови меня. Скажи мое имя, и я приду и укрою тебя. Дай мне согласие, если ты готова. Принеси главную жертву.

Алия улыбнулась. Неимоверным усилием воли она сомкнула переломанные пальцы на кинжале, закричав от напряжения и боли, и занесла руку для удара. – Звезда твоя показывает мне путь в ночи, и сила твоя освещает саму бездну, – с выдохом прошептала она, чувствуя, как острое лезвие входит в сердце, и назвала имя, которое узнала только что и которое знала всегда: – Иштар…

Алия открыла глаза. Вокруг был песок, он безмолвно пел свою песню под ветром, который был и которого не было. Она наконец увидела вблизи стены забытого и разрушенного города. Мертвые пальмы окружали его. Она подошла к вратам, и те открылись ей, и невидимые трубы приветствовали Алию. Она провела рукой по стене – синей, как ляпис-лазурь, украшенной узорами и изображениями диковинных животных. Она шла и шла, а потом увидела его – зиккурат, устремляющийся в самое небо к звездам. Поднявшись наверх, она безошибочно нашла путь к террасе.

Иштар развернулась к ней, блеснув глазами, цветом как ее, улыбнувшись губами, как у нее. Она подняла руки – такие же, как у нее. И лишь волосы были другими. Черные, как сама ночь, пряди упали змеями на плечи Иштар.

Алия помнила и знала все, что помнила и знала Иштар.

– Готова ли ты? – спросила ее Иштар голосом глубоким, как тьма, и чувственным, как любовь.

Алия промолчала, но ответа и не требовалось, ведь она уже была здесь.

(Не)свобода выбора

Алия села удобнее, всмотрелась в лицо Иштар и ухмыльнулась. Она не знала, сколько находится здесь. Да это было и не важно. Времени не существовало. Из этой точки открывалось прошлое и будущее, настоящее и никогда не случившееся. Она видела каждое мгновение своей жизни, застряв в коконе небытия и бытия, коконе, где спрятала саму свою сущность Иштар. За пределами мироздания, на границе, за которой ничего нет и есть все.

– Ты всерьез думала, что Энхедуанна отдаст свое дитя тебе? Прирастет к дочери каждой клеткой тела, к той, о ком она даже тайно мечтать не могла, вырастит, целуя пухлые щечки и ножки в складочках, будет смотреть, как та становится девушкой, и потеряет?

Иштар нахмурилась дерзости Алии.

– Она была Великой Жрицей. Она сама была пожертвована мне. Это был ее долг.

– Да, но одно дело быть Великой Жрицей, а другое – готовить своего ребенка к тому, что он перестанет существовать, оставив только оболочку, что заполнишь ты.