Что он любил? Писать и читать вслух стихи; рисовать чудищ и одновременно поглядывать в телевизор, где шел футбол; пить чай с собеседником и толковать обо всем; Россию как чудо-юдо огромадное; Европу как комфортную комнату; Германию и немцев с немецкой философией и музыкой; прогуливаться, чуть прихрамывая, по новым городам, пристально разглядывая их; “Чевенгур” Платонова; мыть посуду; называть всех по имени-отчеству; выпить после поэтического вечера бокал немецкого или чешского пива; триллеры, блокбастеры и фантастические фильмы вроде “Терминатора”, “Чужих” и “Звездных войн”; романы на английском языке; мягкие игрушки; оперы и арии из опер, которые прекрасно знал.
Его окружали друзья и знакомые. Он любил двух женщин, между собою как-то трогательно и по-сестрински похожих. Но любил повторять: “Предпочитаю тех женщин, которые мне не мешают”.
Что он не любил? Пение советскими бардами стихов под гитару; крепкие алкогольные напитки; советских шестидесятников; процесс регулярного поглощения пищи, а конкретно – процесс жевания; фильм “Пятый элемент” за “легкомысленность”; романы Коэльо; советскую власть; поэта Маяковского; экзальтированных женщин и фамильярных мужчин; музеи и хождение по ним; фотографирование достопримечательностей; разглядывание фотографий достопримечательностей; сюрреалистов и импрессионистов; мобильные телефоны и автомобили.
И еще не любил писать письма. За нашу двадцативосьмилетнюю дружбу я получил от него одно-единственное письмо. Поэтому, и не только поэтому, оно дорогого стоит. Вернувшись 9 мая 1983 года поздно вечером домой, обнаружил я его на своем письменном столе. Послание было написано бисерно-порывистым почерком Дмитрия Александровича: