Нормальная история

Это и есть та самая изящная словесность, которой беззаветно служил Дмитрий Александрович Пригов. Тот самый воздух слов, которым он дышал.

А нам теперь предстоит дышать чистым воздухом его Вселенной, созерцая ее светила и планеты, оставленные нам в наследство Поэтом.

Мы еще встретимся, Дмитрий Александрович.

Подводный лес Пегги Гуггенхайм

Палаццо Веньер дей Леони на Большом канале не похоже ни на корабль, тридцать лет стоящий на приколе и ставший модным рестораном на воде с вычурными блюдами и высокомерными официантами, ни на дорогой венецианский отель с лакированной мебелью, мраморными полами, старыми гравюрами и собственным водным такси, ни на виллу состарившейся голливудской звезды, решившей комфортно умереть в Венеции, ни на модный бутик. Но еще меньше палаццо похоже на музей. И тем не менее. Это музей. Совсем небольшой. Даже – маленький. Но, на мой взгляд, лучший музей изобразительного искусства ХХ века, вместивший в себя все необходимое. В данном случае размер помещений не имеет значения. Назвать эти комнаты музейными залами, где звенит эхо, скучают пожилые охранительницы и скрипит паркет под стаями туристов, ждущих своего экскурсовода, язык не повернется. Имеет значение то, что находится в этих небольших комнатах. В них собрано практически все, что умещается в слово “модернизм”. Это небольшой каменный сосуд, до горлышка наполненный жирными сливками нового, грозного искусства, ставшего знаком еще более грозного века и беспощадно, словно бульдозерным ножом отделившего себя от живописи всех предыдущих веков, обозначив новую систему культурных координат.

Пегги Гуггенхайм – искательница приключений, светская львица, потерявшая отца, ушедшего на дно океана вместе с “Титаником”, хрупкая американка из семьи миллионеров, склонная к перемене мест, мужей, любовников и богемных кругов, пронесшая через свою бурную жизнь завороженность новым, невиданным прежде искусством. У нее были нюх на гениев, отменный вкус и тигриная хватка амбициозного коллекционера нового. Во многом благодаря ей мир узнал Марселя Дюшана, сумасшедшего затворника, сделавшего в начале века свои безумные визуальные открытия, определившие все дальнейшую модернистскую эволюцию и дотянувшегося своим “Фонтаном” из 1917 года до поп-арта, минимализма и концептуального искусства. Она помогла Максу Эрнсту стать самим собой. Она знала лично гениев довоенного Парижа. Скупала картины у европейских сюрреалистов, дадаистов, абстракционистов, футуристов и конструктивистов. После войны безошибочно определила гениальность Поллока, Ротко, Матты и Де Кунига. С кропотливой последовательностью она снимала модернистские сливки и наполняла свой сосуд. К 1951 году он был полон. Пегги запечатала его и выбрала место – в Венеции, на Большом канале.

Теперь каждый желающий может отведать этого густого напитка и за какие-нибудь полчаса движения по непросторным комнатам музея понять, что же стряслось с искусством в ХХ веке. Малевич, Кандинский, Дюшан, Дали и Пикассо соседствуют в этих комнатах. И им не тесно здесь.

Пегги Гуггенхайм всю жизнь собирала себе эликсир бессмертия. И собрала. Он – на Большом канале, в палаццо Веньер дей Леони. Со всего мира сюда едут причаститься модернизма. Сильнее всего потрясает даже не концентрация шедевров на единицу площади, а особый, ни на что не похожий уют этого места, этих комнат, этого садика, этого спуска к воде. Здесь царствует особый масштаб, словно некто огромный и невидимый, кликнув чудовищной “мышкой”, свернул окно “Искусство ХХ века” на своем безразмерном компьютере и теперь мы заходим в это свернутое, сверхконцентрированное пространство десятилетий, биографий и судеб.

Но это еще не все.

Свернутое пространство существует не само по себе.