— Первые же твои шаги должны были показать всем твою состоятельность и здравый ум, — ответил герцог Лотарингский. — Надо было немедленно оказать помощь графу Барселоны в борьбе против сарацин. Лотарь не успел этого сделать, обуреваемый навязчивой идеей захвата Лотарингии. Этот шаг снискал бы его сыну уважение всех епископов королевства. Узрев в бездействии короля нежелание поддерживать духовенство в борьбе за христианскую веру, они назвали тебя слабым. Тебе надлежало бы помнить, что правление надо начинать, опираясь на Церковь.
— Я не знал, что мне делать. Мать советовала с этим повременить и без конца твердила о Вердене. Ей не давали покоя лотарингские узники, и я послушал её: выпустил всех, кроме одного.
— Этим ты, во-первых, погубил дело отца, а во-вторых, возобновил лотарингское сопротивление власти Каролингов. Теперь о повторном походе на земли предков нечего и думать. Бреши нет, империя воспрянула духом. И это было твоей второй ошибкой.
— Мне трудно бороться с матерью и архиепископом Адальбероном. Этот служит императрице, исполняет всё, что скажет ему Феофано. Вероломный лжец и германский прихвостень! Ведёт двойную игру: хочет угодить и Каролингам и империи. А ведь он давал вассальную присягу моему отцу! И нарушил её самым бессовестным образом, без конца предавая его. А теперь они оба заставляют меня признать над собой власть Оттона... А вы, дядя? Не с тем ли и приехали ко мне? Всем известно, что вы служили ему. Ведь это он сделал вас герцогом Нижней Лотарингии, и вы дали ему клятву верности. Более того, когда Оттон в ответ на разорение Ахена выступил ответным маршем и загнал отца в Этамп, то в Лане он провозгласил вас королём.
— Что ж, племянник, — невесело ответил Карл, — я и есть король. Только без короны и королевства. Монарх по рождению, праву, но не по очереди. Однако ждать мне её ни к чему, не имеет смысла, ведь у тебя будут дети, наследники престола.
— Что же тогда вами руководит?
— Лотарь сделал меня изгоем, а ведь я его брат и имею такое же право на корону. Но он лишил меня его. Теперь, когда твоего отца нет, мною движет единственно восстановление справедливости. Я хочу жить как дядя короля, а не как жалкий родственник правящей династии, ждущий очередной подачки от императора и всецело зависящий от него. Я хочу, чтобы все знали: ты не один, у тебя есть дядя, который приехал в Лан для того, чтобы у его племянника всегда был под рукой верный друг и советник. Пусть знают все: мне больше не по пути с империей, я такой же Каролинг, как и ты. Но если я и поступал в своё время неподобающим образом, то вызвано это было не предательством к памяти моих предков, как ты, наверное, думаешь.
— Мой отец — вот причина всему! — воскликнул Людовик. — Но я не желаю его проклинать, как не советую этого делать и вам. Я всегда уважал отца и был с ним рядом. Но я никогда не одобрял его незаконного поступка по отношению к своему брату. Он прямо-таки вас ненавидел. Что тому причиной, для меня всегда было загадкой. Быть может, вы её разрешите, дядя? Теперь ни к чему секреты, нам нечего таить друг от друга, ведь нас осталось всего двое из великой династии. Два последних Каролинга!
— И в этом ты прав, — Карл хлопнул рукой по колену Людовика, — поэтому мы должны держаться друг друга: ты — меня, а я — тебя. Потому я и здесь.
— Мне остаётся только радоваться этому, — растроганно произнёс юный король. — Хоть одна родственная душа будет рядом. Я не имею в виду мать. Но вы, дядя?.. Сказали, вам надо держаться меня. Только ли для того, чтобы я своей властью заставил почитать вас и говорить как о моём любящем дяде, а не о герцоге Лотарингском, вассале Оттона?
— Не только, — молвил Карл, сжимая племяннику запястье. — Я здесь ещё и потому, мой мальчик, что обязан защищать тебя. Наши судьбы отныне сплелись воедино; погибнешь ты — и тотчас не станет меня. А со мною умрёт последний Каролинг.
— Вы опасаетесь за мою жизнь, дядя?
— И у меня есть к тому основания. Я вижу недовольство, слышу ропот и улавливаю витающую в воздухе перемену...
— Перемену? — в страхе округлил глаза Людовик. — О чём вы?.. О, бог мой, кажется, я догадываюсь. Боитесь... меня могут убить?
— Само провидение уготовило мне встречу с Можером, так я отвечу тебе. Ричард словно видит всё наперёд! Даже там, у себя в Нормандии, он почуял ветер перемен. Его сын станет теперь твоим телохранителем, мой юный король, лучшего не найти. А его отцу мы напишем письмо. Помнишь ли времена, когда герцог Нормандский был злейшим врагом франкского короля? Нынче же нет у тебя друга умнее и могущественнее герцога Ричарда.
— А Гуго? Ведь у него больше власти, чем у короля. И он силён. Он добр и мне нравится, отец верил ему и завещал опеку надо мной.
— Буду предельно откровенен с тобой. Гуго не предаст, он франк; Париж и всё, что вокруг от Орлеана до Санлиса, — его владения. И на него ты также смело можешь опереться в своей борьбе. Но знай: он — тот, кто сядет на трон после тебя.