Нормандский гость

— Какая странная особа: сидим здесь вот уже сколько дней, а она всё ходит вокруг да около, говорит намёками, но никак не скажет прямо, чего она от меня хочет. Если выдать замуж, то я раздумывать долго не буду.

— Ещё бы! Твоя постель уж год как холодна.

— Да, дорогая! — воскликнула Герберга, швыряя книгу на стол. — Целый год, ты права. Но дело, если хочешь знать, вовсе не в этом.

— Хм, в чём же ещё? — передёрнула плечами Гизела, откладывая шитьё. — Или ты завела любовника?

— Это для тела. А для души? Для жизни? Мне пора иметь детей, вот чего я хочу! Теперь тебе ясно?

— Не торопись, милочка, с этим ещё успеешь. Будут и дети.

— Тебе хорошо рассуждать, у тебя уже трое. У нашей сестры Берты тоже трое. А у меня? Ни одного! А ведь Берта всего на год старше меня.

— Кого ты винишь? Никто не виноват, что умер твой муж.

— Ах, мы не пожили с ним даже года. И ничего не успели... Я даже не насладилась в полной мере радостями любви.

— Этот недостаток обычно устраняют с любовником.

— Мне не везёт на Венериных полях, и ты об этом хорошо знаешь, — вздохнула Герберга и, встав, принялась ходить по комнате, поминутно выглядывая в окно. — А между тем я так страдаю... Смеёшься? Хороша сестра, нечего сказать! Тебе-то что беспокоиться, вильнула хвостом — и вот ты снова в объятиях любимого муженька.

— Перестань кричать, Герберга! Ты же знаешь, я тоже долго страдала, ожидая возвращения мужа из Утрехтской тюрьмы...

— Сам виноват! Вздумал претендовать на трон! И без того было ясно, что рыжего братца ему не обойти.

— Генрих горд, любит власть. Но, как кузену Оттона Рыжего, ему не стоило соваться туда, где прочно обосновалась со своим выводком византийская принцесса.

— Которая нарожала одних баб! Если бы не Оттон, последний из её детей, твой муж, мог бы стать императором.

— Если бы ты знала, дорогая, сколько проклятий посылает он на головы Феофано и её сынка, ставшего императором в трёхлетнем возрасте. Но такое положение её устраивает. Могла ли она, племянница Иоанна Цимисхия, мечтать о том, чтобы стать королевой, быть главой Священной Римской империи, перед которой пасует сам папа! Потому она и упрятала Генриха в тюрьму. Но теперь всё в прошлом. Он смирился и принёс клятву верности новому императору.

— Интересно узнать, есть ли у неё любовник?

— Говорят, их даже несколько. Да и что ты хочешь, ведь она молода, мы одногодки, а муж её четыре года как умер.

— А у тебя? — Герберга подошла к сестре, уселась ей на колени. — Скажи, есть у тебя любимый?

Гизела заулыбалась, погладила волосы сестры:

— Нелегко целых шесть лет обходиться без мужчины. А ведь я ещё не старуха.

— А сейчас, когда Генрих вернулся? Любовник получил отставку?

— Мы почти что расстались. Встречи крайне редки, да и холодком от них потянуло.

— А другого найти не пробовала? Или, кроме Генриха, тебе никто не нужен?

— Ах, Герберга, сестрёнка моя дорогая, — произнесла Гизела со вздохом и сладко потянувшись, — если бы ты знала, в чём отличие между любовником и мужем, то не задавала бы таких вопросов. Ведь с супругом не позволишь в постели такого, что позволяешь своему милому. О таких свиданиях, поверь, остаются самые сладкие воспоминания.

Раскрыв рот, Герберга благоговейно внимала увещаниям сестры.

— Должно быть, это здорово, — мечтательно произнесла она.

Гизела провела пальцем по кончику её носа:

— Это наивысшее счастье для женщины, моя милая.

Герберга вскочила и вновь принялась метаться по комнате — с развевающимися золотистыми волосами, ломая пальцы на руках.

— Ах, ну почему это у всех есть любовники, а у меня нет?

Даже Берта кого-то ублажает. А мне некого. Что за несчастная у меня доля, — причитала она, бессознательно шагая в сторону окна. — А тут ещё старая герцогиня водит меня за нос. И я, вместо того, чтобы услышать от неё какое-нибудь радостное известие, сижу здесь, в этой клетке, и не вижу ничего, кроме пола, стен и этого окна, из которого видно только дорогу, на которой...

Она внезапно осеклась, разглядывая что-то внизу, у стен замка, и тут же закричала, махая рукой:

— Иди скорее сюда, Гизела! Гляди, ты такого ещё не видела!

Сестра подошла и с любопытством уставилась в окно.

— Кажется, к Беатрисе пожаловали гости, — сказала она и совсем тихо прибавила: — Уж не их ли она ждёт, а потому и держит нас здесь?

— Смотри, их всего двое! — продолжала между тем возбуждённо верещать Герберга. — Да ведь и нас двое! А один, тот, что слева, просто великан! Боже мой, да это же настоящий Самсон! Даже лошадь под ним спотыкается. Его спутник, если сравнить обоих, просто жалкий гном.

Слушая её, Гизела внимательно вглядывалась во всадников, уже подъезжавших к воротам замка. Потом проговорила:

— Этого огромного я не знаю.

— А второй мне совсем не интересен, — отозвалась Герберга, не сводя глаз с нормандца.

— Ну и напрасно, — ответила сестра. — Этот второй — весьма примечательная и знакомая тебе личность.

— В самом деле? Кто же он такой?

— Твой дядя герцог Карл Лотарингский.

— Мой дядя?.. — с оттенком разочарования воскликнула Герберга. — Боже милосердный, этого ещё недоставало! И чего ему здесь надо?