— Да-да. Вы не ослышались, — ответил чёрный человек.
— Если никакого преступления вы не выявили, то на каком основании мы должны вам предоставить носки? — врач удивленно вскинул брови. — Вы не находите это чересчур?
— Я нахожу в этом госпитале всё чересчур, — парировал чёрный. — Что ж, раз такое дело, тогда до новых встреч. Да, писатель?.. — вопросительно произнёс он, проходя мимо меня по пути к выходу.
Вскоре дверь захлопнулась, и ребята как-то оживились.
— Ну что, и вправду вижу, легче вам, ребята, да? — спросил врач.
— Да уж, скорости нам не занимать. Быстро выздоравливаем, — подтвердил Мироныч.
Врач подошёл ко мне и сказал:
— Писатель, а как вы поняли про их свойства чудесные?
— Да сразу так и не скажешь, — растерялся я.
— У вас, вижу, полный порядок. Как и у вашего товарища, — врач кивнул в сторону Ильи.
— Да, похоже, нам повезло, — сказал я.
— Выписывать вас пока рано. Побудьте ещё с нами, ради Бога, — ответил врач. — Что-то и вправду поменялось в госпитале тем ранним утром. У нас не зафиксировано с того времени ни одного летального исхода, даже с большой кровопотерей. Вы понимаете? Я не могу не верить в чудо. Пусть я и сам какое-то отношение имею. Но всё-таки в моей практике такое впервые, — медленно проговорил он.
Потом он подошёл к тем лежачим, которых совсем недавно допрашивал чёрный человек.
— Ну что, господа, правда, легче стало с носками? Уж очень много раненых. Забегался, — произнес он, немного склонившись и как бы оправдываясь.
— Не поверите, доктор, но это так. Правда, легче. Пусть на малую чуточку, но весьма ощутимую, — ответил обгоревший замотанный солдат.
— Держитесь! — доктор наложил свою руку поверх руки раненного, коснулся его и пошёл на выход.
— Товарищ военврач! — обратился кто-то из лежачих слабым сиплым голосом.
— Слушаю вас, — отреагировал доктор.
— А можно мне такие же носки? Как-то утихомирить боль немножко, — произнёс сиплый солдат. — Вроде, ребятам чуть легче. Поди уж, братцы не обидятся. Лежу тихо молчком, а в глубине от боли, уж поверьте, я кричу, как не знаю кто. Устал я вести эту двойную жизнь. Терпеть и молчать, и неслышно кричать, — немного прослезившись, добавил он.
— Вы уж простите. Но носки эти не являются медицинским оборудованием нашего госпиталя, и я за них не отвечаю, — ответил врач. — Если ребята поделятся с вами, то конечно, надо пробовать, — добавил он и пошёл на выход.
— Ну что, братцы, не дадите хоть один носок? Хоть как-то боль унять. Уколы эти не очень то помогают. Кажется порой, что то самое место, куда уколы тычут, болит ещё больше, чем сами раны, — проговорил сдавленно сиплый лежачий.
— Ну, мужики, снимите-ка с меня хоть один носок, да напяльте тому бедняге, — сказал обгоревший.
Близсидящие мужички помогли решить задачу, и на осипшем уже был одет носок.
Немного погодя мужичок на растяжке отдал носок ещё одному парню, который совсем недавно лишился руки. По рассказам постояльцев, ее до последнего пытались сохранить, но не получилось. Более того, и после частичной ампутации оставшаяся часть руки не хотела заживать и перенимала участь её удалённого фрагмента.
В общем, спрос на носки был крайне велик. В нашей палате оставалось всего две пары. Неизвестно, были ли задействованы остальные носки нашей группы. Всего ведь в коробке было десять пар.
— Слушай, писатель, надобно ещё носков, — сказал Адриано. — У нас вон сколько лежачих. Нехватка катастрофическая. Да и я, собственно, полежал в окопе холодном существенно, а скоро на побывку домой к жене… Хотелось бы потенциал свой, так сказать, восполнить, — с намеком сказал он следом.
— Я вот слушаю и думаю, что там Андрюшка задумал. А он о насущном, оказывается, — засмеялся солдат на растяжке.
— Вот именно, о насущном! Что, как не это, и есть насущное? — Адриано стал причёсываться от возникшей неловкости.
В палате снова зазвучал смех, правда, с какой-то тоской в конце.
— Это вам, понимаешь, не тяп-ляп. Непросто природу свою животную пристроить, — чуть ли не обидевшись, сказал Адриано.
— Это я согласен, — подтвердил я.
— Вот, писатель, молодец. Хоть ты меня поддержи, — расправился Адриано.
— Да что тут сказать. Это вовсе не низменные потребности наших тел. В первую очередь в этом нуждаются души, — сказал я.
— Вот! — подняв указательный палец, кивнул Адриано. — Я и говорю, душа болит, а вы всё ха-ха да хи-хи, — укоризненно добавил он.
Илья улыбнулся и посмотрел на меня.
— Вообще, наверное, всё, что происходит между влюблёнными, между женщиной и мужчиной, чем бы они не занимались, всё, абсолютно всё, является частью их соития. Не только само их ложе, а всё, что предшествует ему, и всё, что после него, — подумал я и внезапно понял, что проговорил это вслух, и ощутил на себе взгляды товарищей. Мироныч с какой-то тихой улыбкой затаился и молчал.
— Ну, ты дал, писатель! — заморгал Адриано.
— Верно, парень! Верно! — сказал спокойно Мироныч, причесав пальцами брови, которые у него вытаращились, как у какого-то жука.
— Да уж, ты загнул, конечно!.. — протянул Илья.