Сдали этот кругленький животик в балет, а то уже люди стали обращаться посреди улиц и торговых площадей с призывом: «Непременно отдайте вашу девочку танцевать, она у вас такая артистичная». В Инстаграме уже накопилось с полдюжины роликов «артистичной», а стоит попасть в примерочную с зеркалом и музыкой, то всё – пиши пропало, выставляй шляпу, продавай билеты.
Аннапална не теряется, отнюдь. Группа, в которую она влилась с громким всплеском, набрана давно. Я помню себя очень отчетливо в подобном возрасте и в подобной ситуации: приходишь куда-то, где все девчонки давно знакомы, роли расписаны и распределены, и все свои, а ты чужая. И мучительно стоишь у стенки с потными ладонями, не зная, куда себя деть, адски боясь, что к тебе обратятся, и страдая, что никто тебя не замечает, и изнемогая от нелепости своей неприкаянной фигуры… Нормативный, казалось бы, сценарий.
Ага, щаз!!!
– Девочки! – возопила Аннапална, ввинчиваясь в середину компании девчонок, плотно над чем-то сдвинувших носы, девочек-школьниц, самая младшая из которых старше Аньки на год. – Привет, девочки, а вы во что играете?! А я буду с вами тоже. А меня Аня зовут, а вам сколько лет, а мне пять, а скоро будет шесть.
Девочки передернули ушами, вздохнули было высокомерно, но куда деваться, тут же покорно научили Аннапалну приему «камень-ножницы-бумага» и считаться считалкой. И тут же загрохотали всей толпой галопом за угол коридора в догонялки.
Что я знаю о вливании в коллектив, что вы знаете?
Аннапална как-то выпросила у меня туфли в недорогом «Reserved». Что-то совсем искусственное, но зато черно-бархатное и пяточная часть вся в стразах. Ну, понятное дело, тут же понесла их в садик щеголять перед однокашницами.
Вечером забираю ребенка, она переобувается, и я вижу, что ровно половины стразов нет.
– Ээээ? – спрашиваю я довольно недоброжелательно. – Ну и какого?..
– Ой, – говорит Анна. – Ой. Мама, прости. Ты будешь ругаться? Я отковыряла.
Я, понятное дело, произношу бурную негодующую речь про осмысленность покупок, которые не проживают даже суток в первозданном виде, воплю, что больше никаких нарядных благоглупостей для сада и никаких стразов, и даже не проси.
Анна делает глаза, как у котика из «Шрека», и клянется, что больше не будет никогда-никогда, и вообще, это она случайно и нечаянно, и больше никогда. Честное слово.
На следующий день стразов остается еще меньше. Я негодую, отбираю истерзанную обувь – всё, мол, портишь вещи: ходи без стразов.
Потом поздно вечером сижу, разглядываю туфли. Представляю себе, что мне пять лет. Бархатная черная поверхность как кротовья шерстка: ведешь пальцем – щекотно и мохнато. Аккуратные сверкающие пупырышки совсем другие, гладкие, прозрачные. Шепчут прямо в мозг: «Подковырни меня».
Наутро спрашиваю у Аньки еще раз:
– Ну, объясни мне, куда деваются стразы и зачем?
Анна смотрит на меня, оценивая вероятность громов и молний. Видимо, прогноз неплохой, и она слегка смущенно объясняет:
– Ну, ко мне дети все приходят и просят. А я им отковыриваю и раздаю.
И тут я представляю себе это окормление стразами, это насыщение пяти тысяч страждущих двумя рыбами, то есть туфлями. Вижу Аннапалну, сидящую в центре толпы переминающихся паломников, на раздаче сверкающих драгоценностей – хрюкаю и отдаю туфли обратно. Пропадай их голова!
– Если, – кричу ей в ванную, – ты немедленно не придешь и не съешь свой обед, мы не пойдем ни на какие танцы, потому что просто не успеем!
Появляется, вплывает неспешно, неся безмятежную, совершенно наглую морду.
– Я, – говорит, – вообще-то, мыла руки. (С таким нажимом, знаете, на это «вообще-то».) И нéчего, – говорит, – меня запугивать.
Отругала, сердито очень, говорю:
– Ну-ка, марш умываться и в кровать.
– Я не могу, – раздается препротивный голос. – Я пью кефир. И еще: ты когда перестанешь сердиться? Тогда и поговорим про кровать.
– Ты могла бы сейчас со мной не разговаривать, мне надо кое о чем подумать. Меня не надо сейчас тревожить.
На соседней улице живет женщина, которая регулярно подкармливает нескольких уличных кошек, а заодно иногда и голубей. Это дальняя и давняя знакомая нашей бабушки. При встрече они перебрасываются парой слов, а иногда маман приносит ей каких-нибудь ништяков для кошек. Ну и Анька порой рядом.
А тут мы с Аннапалной идем от бабушки, и как раз сеанс кормежки.
Анна, видимо осознав, что в отсутствие бабушки главная роль по small-talk переходит к ней, замедляет шаг и светским тоном обращается к даме:
– Здравствуйте! Ну, как у вас тут голуби поживают? Аха. А как кисы? Аха. Ну, пусть они все будут здоровы! – царственно разворачивается и с достоинством престарелой британской герцогини следует дальше.
Стояли в кассу. Кассирша бесконечно и неторопливо пробивала своей приятельнице огромную гору продуктов, совмещая их с последними сплетнями, невзирая на изрядный хвост очереди.
Я раскалилась, наблюдая всё это, до такой степени, что выступила на броневичке с наездом. И вот, значит, я ей «гав», она мне «гав».
Я говорю что-то такое противно-ядовитое: