Носочки-колготочки

– Ну, понимаешь, – невозмутимо объясняет Аннапална, – просто на балете я расстроилась и поэтому полезла под рояль…

Тянет, конечно, на жизненную стратегию. В любой непонятной ситуации – полезай под рояль.

* * *

Аннапална сообщает нам, что в школе на физкультуре их сегодня учили плавать троллем…

* * *

В купе поезда за час до прибытия расчесываю Аньку, как обычно, под вопли.

– Пока стоишь, – говорю ей, – чем орать и мне мешать, лучше заправь майку в колготки.

– Я, возможно, не смогу этого сделать, – сварливо отвечает из-под волосьев Аннапална. – Мне очень неудобно, потому что волосы заправляются тоже.

Я начинаю смеяться.

– Отлично, – говорю. – Давай так сделаем: выпустим тебя в коридор, и пусть люди гадают – у тебя волосы из головы в попу растут или из попы в голову?

Аннапална тоже хихикает и потом задумчиво добавляет:

– Или они вообще могут подумать, что это мозги.

И правда.

* * *

Сложный день.

Аннапалну я получила из школы в смутном настроении.

– Я, – говорит мне Аннапална, – сегодня опять плакала очень.

– Что случилось?

– Ну, наша учительница по продленке нам рассказывала про войну и Ленинград. И я вспомнила, как ты мне рассказывала про блокаду Ленинграда, как там люди от голода съели всех кошек и собак, и стала плакать.

А я, и правда, этот факт упомянула когда-то, вскользь и особо не задумываясь, но немедленно пожала внезапные обильные и бурные плоды. Ребенок был потрясен до глубины души и рыдал до икоты. Ну вот опять, стало быть, вспомнилось. Новая волна.

– Я бы… – всхлипывает, икает и кричит на всю улицу так, что прохожие подпрыгивают: – Я бы лучше сама умерла, чем свою кошку съела!

Утешила кое-как, находясь в полной растерянности, потому что не очень понятно, чем тут утешишь. Острейшая эмпатия – не снизить, не обесценить. Реветь перестала, но идет хмурая и понурая. Зашли в магазин, Анька цапнула было киндеровский бисквитный ломтик, но тут я говорю:

– Мне здесь не надо больше ничего, не хочу в очереди стоять из-за одного пирожного. Давай ты это на место положишь, а мы в другой магазин зайдем, у дома, и там всё купим.

Уже на выходе беру у неё этот бисквит, чтобы сунуть на полку, но чувствую, что он раскрошен в труху внутри упаковки.

– Ты сделала? – спрашиваю.

– Ну да, я.

– А зачем?

Молчит, набычилась. Буркнула:

– Пусть его не покупает никто.

Я влезаю на внутреннюю трибунку и произношу речь: «Вот кто-нибудь возьмет, не глядя, невнимательно, а дома откроет обёртку и обнаружит, что бисквит раздавлен. Или какой-нибудь малыш, который очень хочет бисквит, откроет, а там каша. Вот ты бы расстроилась, если бы так было?»

Молчит, невнятно бурчит.

– Ну, нет, – говорю, – ты объясни, зачем это сделала? Разозлилась, что я бисквит не купила, что ли?

– Нет, – говорит, – просто я думала и думала про то, как кошек и собачек съели, и от этих мыслей его раскрошила-а, – и опять рыдать.

А мы тем временем уже в автобусе едем, а Аннапална ревет. Это, знаете, примерно как выступление духового оркестра, только без партитуры. Аннапална рыдает как египетская плакальщица на похоронах Тутанхамона, рыдает так, чтобы город содрогнулся, чтобы моря из берегов вышли, чтобы всем вокруг было определенно ясно, что у девицы горе и она его испытывает, что оно велико и безбрежно.

Девица набирает воздуха полную грудь и наддает громкости и надрыва. Автобус металлический и резонирует. Люди смотрят подозрительно.

Обняла, утешила опять кое-как. Едва устаканилось в хрупком балансе, через десять секунд опять ка-ак взвоет, я аж подпрыгнула. Слезы катятся с кулак величиной, я снова ее утешать, а она говорит:

– Нееет, я сейчас по другому поводу плачу-у. —

– А теперь-то что?

– А теперь я думаю про малыша, который откроет бисквит… Мне стыыыдноооооо.

В общем, пообещала ей, что завтра пойду в этот магазин и куплю этот самый раскрошенный бисквит. Если найду.

* * *

Анька развлекалась сегодня олимпиадой по русскому на сайте. Всё сделала, кроме одного задания: из букв, входящих в состав слова «КУРОЧКА», надо было образовать другие слова. В частности, был вариант «небольшое возвышение, бугорок».

Анька забуксовала намертво. Ну, сдали как есть.

После говорю ей:

– Ты чего? Простое же слово, его все знают. Смотри, лягушка в болоте на чем обычно сидит?

Анна смотрит волком, сердится, морщит чело, пыхтит.

– Не знаю! – огрызается раздраженно.

– Да ты чего! Подумай, это просто!

– Не знаю!!! – верещит психически. – Не помню!!! Кувшинка не подходит, виктория, лотос, тростник, камыш, раффлезия арнольди – ничего не получается из КУРОЧКИ.

* * *

Добрались с Аннапалной до греческой мифологии. Читаем по очереди: она сама днем, а на ночь я ей. В древних греках по уши я провела большую часть отрочества и юности, сильно любила, но каким новым светом всё это заиграло, когда читаешь своему ребеночку про весь этот лихой перекрестный промискуитет и кровавые жатвы!