Ностальгия по осенним дождям

— Сон — святое дело, за счет сна у нас никто не работает. У нас строго соблюдается восьмичасовой рабочий день, разве что механизаторы во время посевной и уборочной работают на два часа дольше.

Я попросил разрешения провести рядом с ним один полный день.

— Так в чем дело? — сказал он. — Приходите завтра ко мне в кабинет к восьми утра!

Мы просидели с ним до пяти вечера. В течение всего дня он никуда не выезжал, не уходил, только отлучился домой на обед. И за весь день к нему обратились по разным делам только девять человек, в том числе: заместитель по хозяйственной части — доложил, что в Свердловске раздобыли стекло для Дворца культуры, надо перевести деньги и выслать машину, вопрос был решен в три минуты; бухгалтер-оперативник положила на стол сводку и молча удалилась; позвонил бухгалтер шестой фермы, спросил насчет денег за картошку. «Звони главбуху, а не мне»; заведующая столовой пожаловалась, что главбух не подписывает какую-то там накладную, Григорий Михайлович всмотрелся в эту накладную и перечеркнул крест-накрест: «Правильно делает»… И ни одного рабочего не было у него в этот день.

— Да зачем ко мне пойдут рабочие? — сказал Григорий Михайлович таким тоном, словно мое недоумение поразило его до глубины души. — У них бригадиры есть. И у бригадиров главный начальник тоже не я, а управляющий отделением. Что же это будет, если я начну решать вопросы за бригадиров и управляющих? Только подорву их авторитет, а заодно и свое здоровье, — и, словно прочитав на моем лице очередной недоуменный вопрос: — Вот вы сейчас наверняка думаете, чем же занимается директор-пузан, если к нему не идет простой народ. Поди, целыми днями протирает штаны в кабинете да точит лясы, вот как сегодня с вами. К вашему сведению, я определяю направление главного удара и в этом вижу свое предназначение. А к рабочим я сам иду. У нас в совхозе шесть отделений. На каждом я бываю раз в месяц и провожу там два полных дня. Беседую отдельно со свинарками, отдельно с доярками, с трактористами и строителями, — он пошарил в боковом кармане кителя и извлек на свет Божий изрядно потрепанную газету, затем надел большие круглые очки и, не разворачивая всю газету, отыскал нужное место — таблицу основных производственных показателей крупной американской свинофермы. — Вот вам, пожалуйста, тема моей позавчерашней беседы со свинарками: у американцев время откорма почти такое же, как и у нас, но на производство центнера свинины мы затрачиваем в разы больше времени, чем они. Полдня разбирались, отчего у нас такая неувязка выходит, и тут каждая свинарка могла высказать все, что у нее было на душе…

Все это было очень интересно, но я, пообщавшись с Орищенко и Мальцевым, пока что больше тяготел душой к земледелию и ерзал на своем стуле в ожидании удобного момента, чтобы задать еще один каверзный вопрос. О главном агрономе. Рабочий день близился к концу, а этот товарищ ни разу еще не заглянул к своему директору. Может, он в отъезде? Да ведь уже вовсю шла посевная, как же без главного-то агронома. Что ж, видимо, и тут как везде: при такой крупной, колоритной фигуре, какой увиделся мне Ефремов, в должности главного агронома наверняка обретается какая-нибудь бесцветная, заурядная личность, простой исполнитель.

Но то, что я услышал…

— Мой главный агроном занимается своим прямым делом, и я ему сейчас не нужен, поскольку он наделен необходимыми полномочиями: управляющие отделениями находятся в полном его подчинении, весь совхозный автопарк во время посевной — в полном его распоряжении. У него своя голова, и незачем ему бегать ко мне или звонить по телефону…

…Летом 1950 года в колхоз «Хлебороб», входивший в зону Понькинской МТС, прибыл из Москвы новый агроном, выпускник Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Борис Васильевич Синёв. Григорий Михайлович сразу обратил на него внимание: этот молодой человек чуть не круглые сутки пропадал в поле, днем исполнял обязанности агронома, а ночью работал за прицепщика на тракторе или штурвальным на комбайне. При этом аккуратно являлся на все оперативные совещания в МТС, хотя ему, агроному одного из пятнадцати колхозов, не обязательно было туда являться. И однажды Ефремов предложил ему должность главного агронома в МТС.

Синёв отказался:

— Да я еще как следует не знаю производства — какой из меня главный…

Только через полтора года согласился. К этому времени дела в МТС уже шли неплохо. Мальцевская агротехника в сочетании с исключительно высокой организацией производственных процессов давала прекрасные результаты. Лишь в тех колхозах, где было много солонцов, урожаи по-прежнему оставались низкими. Как бельмо в глазу, были для понькинцев эти солонцы — все показатели тянули вниз.

— Может, что-нибудь сообразишь, а? — с последней надеждой обратился Григорий Михайлович к Синёву.