Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Люди, собравшиеся на избирательных участках в июне 1945 года, очень утомились и давно ждали порыва оптимистичного ветра. Однако если лейбористы поднимали рамы и распахивали окна, то консерваторы сгрудились в углу и изрыгали проклятия, почти не обращая внимания на народные чаяния. Черчилль предостерегал избирателей, что «социализм – это атака не только на английскую предприимчивость, но и на самое право любого мужчины и любой женщины свободно дышать без жесткой, грубой, тиранической руки, закрывающей им рот и ноздри». Многие могли бы согласиться с этим, но он пошел дальше: «Ни одно социалистическое правительство, полностью регулирующее жизнь и дела государства, не может себе позволить свободное, острое и облеченное в жесткие слова выражение общественного недовольства. Ему придется вновь прибегнуть к какой-то форме гестапо». Отсылки к войне были скорее просто неудачно подобранными, но результат оказался катастрофичным. Это явное преувеличение разом отвратило и отвернуло от него многих последователей.

Лейбористы же набросились на барышников и обещали избирателям самый труднодобываемый из граалей – экономическое равенство. Пока Черчилль эксплуатировал свои заслуги военного времени, лейбористы оглядывались дальше назад, напоминая о тяготах, выпавших на 1930-е. Рисунок в Daily Mirror изображал ветерана войны, протягивающего народу Британии мирный завет, с просьбой на устах – не промотать его «в этот раз».

В более тонком смысле партия труда подсунула рычаг под краеугольный камень консерватизма. «Свобода – это не какая-то абстрактная вещь… Есть так называемые свободы, которые лейбористы не станут терпеть: свобода эксплуатировать других людей, свобода платить мизерное жалованье и задирать цены ради личной выгоды, свобода лишать людей средств на полноценную, счастливую, здоровую жизнь». Конечно, во всем этом имелся элемент «борьбы с тенью»: взгляды двух сторон не так уж сильно разнились. Так или иначе, большинство избирателей, привлеченных призывами к солидарности и равенству, сделали свой выбор. Успех лейбористов на выборах 1945 года был столь же неожиданным для одних, сколь и желанным для других.

Нашлись люди, взявшиеся за разработку подробного плана лучшего, безопасного мира. Хотя на место создателя концепции «государства всеобщего благоденствия», или «социального государства», претендует сэр Уильям Беверидж, в группу экспертов, разработавших отчет «О социальном страховании и смежных услугах» (1942 год), входили также и тори. «Доклад Бевериджа», в свою очередь, базировался на работах Ллойд Джорджа и других либералов начала века. В любом значимом смысле этот труд стал удачным отпрыском прирожденных врагов. В 1944 году один комментатор говорил, что «время, силы и мысли, которые мы все тратим на Смелый Новый Мир, дико непропорциональны тому, что отдается Жестокому Реальному Миру». Каждая вторая идея теперь крутилась вокруг примирения требований работодателя и работника. Люди верили, что профсоюзы, словно ягнята, улягутся рядом с предпринимателями-львами.

Партия лейбористов не хотела продолжать сотрудничество с консерваторами в коалиции. Многие проповедовали возврат к «старым добрым дням» до всех этих тяжких испытаний, и нашлись достаточно недалекие люди, поверившие им. Однако перспективы, которые сулили лейбористы, возвещали зарю новой эпохи и ориентировались на новую породу людей.

Это отразилось и в предвыборных кампаниях соперников. Лейбористы боролись с пылом и энергией, почерпнутыми в новых горизонтах, а Черчиллю только и оставалось, что мусолить свои военные победы. Мало кому по вкусу напоминания о мучительных временах, даже если они исходят от спасителя, – это и отразилось на итогах голосования. На всеобщих выборах в июне 1945 года лейбористы получили 393 места, а консерваторы – 219, результат исключительный. Даже самые упрямые тори ощутили силу поднимающегося ветра.

Несмотря на репутацию застенчивого человека, новый премьер-министр, Клемент Эттли, обладал сильным и независимым умом. Он собрал вокруг себя людей, которые были похожи на него только в этом отношении, а между собой имели мало общего. Энайрин Беван, валлийский бык с лицом херувима, упитанным животиком и легким сердцем, стал министром здравоохранения и жилищного хозяйства; Хью Гейтскелл, с почти безумным пристальным взглядом, такой же яростный центрист, как Беван – социалист, занял пост министра энергетики; новый канцлер, Хью Далтон, отличался вампирской внешностью, верной душой, блестящим умом и катастрофической наивностью; затем его сменит Стаффорд Криппс, сухопарый и до срока состарившийся суровый трибун, все время облизывающий верхнюю губу, словно пытаясь увлажнить свои болезненно аскетичные принципы. Ну и сам Эттли, невысокий и с непроницаемым лицом, чья улыбка могла обезоружить даже самого упрямого противника. Сама эта разноголосица приведет их к славе.