Тон не ответил. Только косматые брови слегка дернулись. На морде появилось что-то вроде гримасы, беззвучное «бу-бу-бу!»
– Я же предупреждал, ей нельзя верить! – Николас скрипнул зубами. – Женщина, да? Добрая? Угостила, похвалила, ты и растаял? Ну ладно, ладно! Погоди. Согрею тебе молока.
Он положил Тона обратно в сундук. Глаза-бусины все также смотрели в одну точку. Морда сползла с его ладони и, не меняя выражения, улеглась на тряпки с тяжелым стуком.
– Не двигайся! – услышал Николас за своей спиной.
Он вздрогнул, выпрямился.
– Руки за голову! Живо!
Он покорно застыл, подняв руки над головой.
– Повернись.
Он повернулся.
– Не вздумай сопротивляться, – предупредила Завитушка. – Иначе убьем.
– А я и не думаю, – ответил Николас.
Мэй обеими руками держала тяжелый пистолет. Прямо в лицо ему смотрело черное, безжалостное дуло.
9
– Крепче, Завиток! Привязывай его крепче. Вот так.
Робкий солнечный луч был единственным, что разбавляло ледяной мрак подвала. Николаса привязали к стене, к двум чугунным, будто специально для этой цели вбитым в камень кольцам.
Как только Завитушка затянула на его запястьях последний узел, Мэй опустила тяжелый пистолет и вздохнула с явным облегчением.
«Вот теперь я не опасен, – подумал Николас. – Можешь не бояться меня. Что ты задумала? Говори».
– Давай-ка, раздень его, – приказала Мэй и повернулась к мольберту.
Николас тяжело сглотнул. В подвале царил удобный для темных дел сумрак. Но света хватало, чтобы разглядеть и мольберт, и краски, и мастихины, разложенные, будто перед пыткой.
– Это как? – деловитым тоном уточнила Завитушка. – Снизу раздеть? Сверху? Всего?
Николас прищурился. Чертовы бабы! А ну как правда вздумают его пытать?
В углу стояло еще кое-что – небольшая картина на подставке. На картине – какая-то клякса: черный, всклокоченный, вечно недовольный котихальтиа. Под портретом висела колбочка, вроде тех, что он обнаружил в сундуке. В нее капля за каплей скатывалась тягучая краска.
Изображение медленно тускнело, постепенно теряя свой насыщенный черный цвет.
«Так вот как это работает!» – понял Николас. Он сжал кулаки до боли в пальцах. Бедняга Тон!
– Что? Интересно?
Завитушка медленно расстегивала на нем рубашку, наслаждаясь каждым мигом его личной драмы.
– Сойдет, – ответил Николас. – Хотя я ждал чего-то более впечатляющего.
Он увидел, как дрогнули ее пальцы – и принялись расстегивать пуговицы с удвоенной скоростью. Изабелла Файтер – так ее звали совсем недавно. Это если Тон не соврал. Но помнит ли она свое настоящее имя?
– Изабелла, – одними губами позвал он.
Завитушка вздрогнула, подняла на него изумленный взгляд. Пару секунд он смотрел в ее красивые зеленые глаза— глаза Мэй Биррар. Каково это – носить на себе чужой облик?
– Отойди, – не оборачиваясь, приказала Мэй.
Она уже начала рисовать, стремительно набрасывая мазки и даже не заморачиваясь общим фоном.
– Если хотели, чтобы я вам попозировал, не обязательно было меня связывать, – сказал Николас. – Отличная картина получается, госпожа Биррар!
Он увидел, как снова вздрогнула, будто ее внезапно толкнули, Завитушка-Изабелла.
– Пока нет, господин следователь, – в тон ему отвела Мэй. – Чтобы эта картина стала действительно отличной, мне нужно нарисовать о вас правду.
Ее голос был ровным и спокойным, как тогда, в тюрьме. Казалось, ее ничто не способно вывести из равновесия.
Николас сардонически ухмыльнулся. Он мерз. Холод сжимал его в своих тисках все сильнее. Интересно, что будет раньше? Он замерзнет насмерть? Или просто медленно увянет, как и Тон?
– Правда – странная вещь, – согласился он. – Почему-то она неотделима от цепей, вы не заметили?
– Пожалуй. – Мэй кивнула. – И то, и другое заставляет человека сбросить маску. Это ведь самое интересное в вашей работе. Кстати, о масках. Завиток, сними с него, пожалуйста, накладную бороду и усы.
– Жаль, а они ему так идут! – посетовала Завитушка, безжалостно сдирая с него весь грим.
Николас поморщился, ощущая, как вяло, словно загнанное на тяжелой работе, стучит сердце. Ног он уже не чувствовал, пальцев рук – тоже. Совсем некстати вспомнился инквизитор, которого казнили злоумышленники, привязав к магическому зеркалу. В жилах у бедняги была не кровь – красные кристаллы льда.
– Я скоро замерзну, – сказал он. – Если хотите закончить картину, госпожа Биррар, вам лучше поторопиться.
Мэй самодовольно усмехнулась. Ее коралловые губы растянулись тонкой изломанной нитью.
– Дело не в картине, – ответила она. – Говорю же, дело в правде. Как изобразить правду о тебе, когда ты все время притворяешься? Там, в тюрьме, ты притворялся отзывчивым, лишь бы я начала говорить. Сейчас ты притворяешься смелым, потому что все еще на что-то надеешься. Мне не важно, что у тебя на уме. Мне важно изобразить твою суть.
– И что тогда? Я умру?
– Не сразу. У меня нет цели тебя казнить. Я вообще не хочу никого убивать.
– Но так получается, – подсказал Николас. – Какая досада!
– Извини. Но иначе волшебных красок не получить.
Николас изумленно приподнял бровь.
– Странный какой-то оборот красок в природе.