Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Одним из результатов политики Контрреформации Сигизмунда III стало объединение в социальном воображении сословного статуса с конфессиональной принадлежностью и языковой культурой. Это единство воспринималось и описывалось при помощи категории «нации» (как в смысле политического единства, так и особой народности). Во второй четверти XVII в. среди шляхты бывших земель ВКЛ в качестве самоописания получила распространение прежде сугубо книжная формула польского автора 1560-х гг.: «gente Ruthenus natione Polonus» (руського рода, польской нации). В это же время под пером руськой образованной элиты (пока еще вне массового распространения) эта формула трансформировалась в более однозначное «populus Ruthenus» — руський народ. В результате единая «шляхетская нация» XVI века (в смысле полноправных граждан Польско-Литовского содружества, использующих латынь в качестве общего «политического» языка и «сарматский миф» общего происхождения от воинственных скифов) фактически разделилась на два «народа-нации» — полько-католическо-шляхетскую и русько-казацко-православную. Кристаллизация прежде неорганизованных различий в две упорядоченные «нации» (если не «народа») внутри одного политического образования была чревата гражданской войной. Гражданскую войну могло бы предотвратить активное вмешательство короля, радикально уравнивающее реестровое казачество в правах со шляхтой или восстанавливающее равноправие православной церкви. Но королевский авторитет был потрачен в свое время Сигизмундом III на контрреформационную «культурную революцию», и к середине XVII в. король был не в состоянии принять столь радикальные и непопулярные у шляхты меры. Оставалось ждать, когда накапливающееся взаимное раздражение и претензии взорвут политическую ситуацию. В начале 1648 г., накануне завершения Тридцатилетней войны, сыгравшей ключевую роль в формировании представления о политико-культурном единстве «наций» в масштабе всей Европы, давно назревавший конфликт в Речи Посполитой привел к взрыву. Разразившуюся гражданскую войну между двумя лагерями, сформированными в результате политики Контрреформации по систематизации социальных и культурных различий, обычно называют восстанием под руководством Богдана Хмельницкого.

Гражданская война казачества со шляхтой и вмешательство Московского царства

Богдан Хмельницкий (1595−1657) происходил, по всей видимости, из незначительного православного шляхетского рода (хотя есть предположения, что он мог быть мещанином, и известно, что мать его была казачка). Его биография наглядно демонстрирует влияние Контрреформации на мелкую православную шляхту, когда появляется определенный единый культурный стандарт и даже православное образование строится по новому канону. Хмельницкий начал учиться в только что основанной в Киеве по иезуитскому образцу православной братской школе, затем продолжил учебу в иезуитской коллегии во Львове. Иезуиты фактически создали знакомую нам школьную систему: классно-урочный принцип организации учебы, стандартизация содержания курсов и методов преподавания, периодическая проверка знания (конкурсы сочинений). Особое внимание уделялось гигиене учебного процесса и бытовым условиям учащихся (появление специальной школьной архитектуры с чистыми и светлыми классами, ограничение учебы пятью часами в день и регулярными каникулами, постоянные занятия физическими упражнениями и здоровое питание). Пятилетнее обучение в коллегии посвящались изучению семи «свободных искусств»: грамматике, риторике, диалектике (и богословию), арифметике, геометрии, астрономии, теории музыки, также давались начала географии, истории, археологии, природоведения. Решающее значение имело даже не само содержание образования (Хмельницкий позже вспоминал, что ему не составило труда вытеснить из головы католическое богословие, преподававшееся иезуитами), а его форматирующее влияние на склад мышления. Классическое гуманитарное образование, основанное на риторике и светской, прежде всего античной, литературе, прививало навыки самостоятельного мышления, направленного не на божественные материи, а на повседневную социальную реальность. Осмысление этой реальности через призму текстов приучало воспринимать общество по аналогии с античными образцами, когда, как кажется из книг, население страны подчинялось единому правителю и разговаривало на одном языке (автора книги).