Новая холодная война. Кто победит в этот раз?

С точки зрения внешней политики первым, кто высказал свою позицию внятно и четко, был Евгений Максимович Примаков. Я абсолютно убежден, что совсем скоро в России будет поставлен памятник Евгению Максимовичу как одному из величайших государственных деятелей, как верному сыну русского народа. Это был тот самый человек, который, по сути, показал стране, что такое национальная гордость.

Напомню, что в момент начала бомбардировок Сербии Примаков, бывший тогда премьер-министром, должен был лететь в Соединенные Штаты Америки, но, узнав, что бомбят Белград, заставил самолет премьер-министра Российской Федерации развернуться над Атлантикой и вернуться в Москву. После этого знакового события Примаков моментально стал кумиром для самых разных людей, хотя до этого его часто критиковали, называли выходцем из старой школы политиков. Он виделся народу как человек весьма пожилой, со своими несколько устаревшими представлениями о мире, и был не слишком популярен. Но разворот самолета, повторюсь, сделал его кумиром безо всяких преувеличений. Вторым кумиром стал Путин — что характерно, тоже не без помощи самолета, на котором он выполнял боевой полет над Чечней.

Тем самым была продемонстрирована живая преемственность русской государственной истории. Условно говоря, можно поставить в один ряд Александра III, верхом на лошади совершающего смотр лейб-гвардии Семеновского и Преображенского полков, Сталина, принимающего на трибуне Мавзолея парад войск, отправляющихся на фронт 7 ноября 1941 года, Путина в боевом самолете над воюющей Чечней и Примакова, разворачивающего правительственный самолет над Атлантическим океаном.

Самое главное, что этот символизм не был жестом, заранее продуманным двумя политиками. Он вышел из глубины их души. Это и есть самое ценное.

Запад, конечно, не на шутку переполошился. Появление в России серьезного национально ориентированного лидера означало крушение всех надежд на полное подчинение нашей страны американским и европейским «друзьям». Они этого хотели меньше всего. Ведь только что все было очень просто — есть когорта политиков западного образца, которая выполняет все, что им говорят «союзники». Они постоянно напоминают, что русские — вечно забитый народ, что Россия — изначально неправильная страна, в которой на каждом шагу темнота и глупость, короче, единственный путь к спасению — брать пример с Соединенных Штатов.

И тут появляются два человека, причем из разных поколений, но с одной и той же моделью поведения: главная цель для них — Русское государство. И Примаков, и Путин имели отношение к спецслужбам, что, конечно, не могло не отразиться на их мироощущении и мировосприятии. Но притом, что они были совершенно разными, каждый из них в какой-то момент продемонстрировал лучшие качества русского человека.

Как только появился откуда-то Путин, объявивший крестовый поход как против террористов, так и против политиков, предающих интересы России, в тот же момент появилась и соответствующая партия. Многие из читателей этой книги должны помнить слово «Медведь», обозначавшее то, что потом станет «Единой Россией». Я присутствовал при том, как нынешний министр обороны Сергей Шойгу (в то время возглавлявший Министерство чрезвычайных ситуаций) в здании МЧС объявил о создании партии. И к удивлению многих, «Медведь» блестяще выступил на парламентских выборах.

Американские аналитики тогда говорили, что ничего особенного с появлением новой партии не произойдет — поскольку у КПРФ есть свой электорат, у партии «Отечество», которую, кстати, тогда возглавляли Лужков, Примаков и Морозов, также имеется собственное электоральное поле, состоящее из служивого сословия, а «Медведю» придется опираться непонятно на кого, потому как есть еще и партия власти «Наш дом — Россия».

Но такая фигура, как Путин, придала невероятное ускорение всей этой конструкции. Уже к ноябрю 1999 года стало понятно, что «Медведь» является фаворитом избирательной кампании. Невероятно сложно было понять, как такое могло произойти. Партия появилась практически из ниоткуда, премьер-министр находился на своей должности каких-то три месяца. И вдруг — абсолютное всенародное доверие и абсолютная всенародная привязанность.