Кухня пахла затхлой сыростью и старой готовкой – неаппетитным сочетанием плесени, несвежих овощей и жареного лука. Ползучее пятно черной плесени снова вернулось на потолок в углу у двери, а пачка газет, предназначенных в переработку, ждала своей участи уже несколько недель. На столе хлебные крошки соседствовали с неотвеченными письмами и тремя грязными кружками; на спинке одного из стульев лежало большое махровое полотенце, а на полу валялся одинокий носок. Когда я уезжала, грязь и беспорядок были привычны до невидимости, а теперь я смотрела на это как посторонняя, и вид меня потряс. Одна мысль о предстоящей работе вызывала усталость.
Сейчас у меня не было на это сил. Не задержавшись даже чтобы сделать чашку чая, я бросила сумку в спальне и сбежала в переделанную часть чердака, служившую мне кабинетом. Хотя и неопрятный, он все же не выглядел очень грязным, и в воздухе знакомо и приятно пахло старыми книгами. Пробравшись между лежавшими на полу кипами к столу, я включила компьютер и сразу же открыла почту.
Селвин, хвала ему, уже занялся проектом, но кроме воодушевляющих слов о его вере в мою способность написать «великолепную, исключительную по проницательности биографию» Хелен Ральстон в письме были и тревожные новости. Он нашел статью «Маски и личность в трех американских романах», опубликованную три года назад в научном журнале. Говорили, что автор, Лилит Фишлер из Тулейнского университета, работает над книгой о Хелен Ральстон.
«К этому определенно стоит отнестись скептически, – писал Селвин. – Ученые должны постоянно работать над тем или иным проектом, и очень малое число этих предполагаемых книг доходят до печати. А если книга и существует, то скорее окажется критическим исследованием, а не биографией. Почему бы тебе не спросить у нее и узнать точно?».
Испуг от такой перспективы вынес меня из кабинета вниз, и я начала уборку на кухне. И, пока я мыла и чистила, меня тяготила мысль о том, что делать. Разумеется, написать нужно. Но что мне сказать? Сколько мне стоит ей рассказать? Как привлечь на свою сторону?
Обычно я предпочитаю писать незнакомцам короткие и формальные письма, но я знала, что подобное может вернуться как бумеранг. Желая выглядеть ненавязчивой, я могу показаться холодной, а в письме – особенно в электронном – предательски легко можно оказаться непонятой.
Что если Лилит Фишлер воспримет формальный стиль как заносчивость? Я не хотела ее оттолкнуть; может быть, если расположить ее к себе, она рада будет помочь. Письмо потребовало почти столько же труда, сколько составление предложения об издании книги незнакомому редактору.
Оттирая кухню, я крайне осторожно продумывала свой подход, соединяя и полируя предложения. Когда я привела комнату в божеский вид, письмо в моей голове было готово. Съев сандвич, я пошла наверх, чтобы отправить его на адрес, который прислал Селвин. Потом поискала свою копию «В Трое». На полке, где я ее помнила, книги не оказалось, так что я обшарила все книжные шкафы, а следом, очень тщательно проверила каждую стопку книг и заглянула в каждый угол своего кабинета.
Я не припоминала, чтобы давала книгу кому-то почитать, поэтому, вероятно, она находилась в одной из коробок на чердаке. Чтобы найти там книгу, пришлось бы скорчиться в три погибели с фонариком и провести раскопки.
Вместо этого я зашла в интернет, посмотреть, что удастся найти про Хелен Ральстон.
Первая сеть принесла мало рыбы, но мне удалось найти в продаже копии ее второго и пятого романов и одно из множества переизданий «Гермины в стране облаков».
Обнаружились две книги из первого издания «В Трое»: продавец в Лондоне просил 452,82 доллара, а другой, из Сан-Франциско, предлагал копию «в очень хорошем состоянии» и с приятным описанием всего лишь за 320. Кроме них нашлось множество предложений от «Вираго», самое дешевое из которых обошлось бы в два доллара. Поддавшись порыву, я добавила его к своему заказу.
Прежде чем выйти из системы, я снова проверила почту и обнаружила, что Лилит Фишлер уже ответила.
Мои усилия оправдались. Ответ Лилит оказался настолько же дружелюбным и прозрачно-открытым, каким я старалась сделать свое письмо, и она написала мне в точности то, что я надеялась прочитать.
Она писала
«Хелен охотно говорила о своем творчестве – но не о молодости и в особенности не о своих отношениях с В. И. Логаном. Но на все остальные вопросы она дала очень точные и интересные ответы. Я не знаю, сохранила ли она еще энергичность и здравый рассудок, потому что в прошлом году с ней случился удар. Ее дочь, Кларисса Брин, написала мне, что Хелен хорошо восстанавливается, но больше не может жить одна. Они продали квартиру в Лондоне, и теперь Хелен живет с Клариссой в Глазго. Я уверена, что она не будет возражать, если я дам вам номер телефона…»