Второй ведомый тоже исхитрился расстрелять из курсовых пулемётов «медузу» – та сразу лопнула, подобно шарику, наполненному ярко-красным газом, – и, уходя от столкновения, круто полез вверх, только для того, чтобы напороться на струю «живой ртути», выброшенной метателями спикировавшей сверху инрийской «стрекозы». На этот раз результаты попаданий оказались куда более привычными для взора пилота-истребителя – подбитая машина, кружа, словно падающий лист, полетела к земле. И снова пилот не сделал попытки выброситься с «крылом» – то ли он тоже был, поражён смертоносными зеркальными брызгами, то ли потерял ориентацию в пространстве и попросту не смог выбраться из кокпита обречённого аэроплана.
Теперь Уилбур остался один – против троих противников. Он крутанул бочку, завалил машину в нисходящий вираж – и краем глаза увидел, как от Одинокого Холма к месту бой спешат ещё не меньше полудюжины «медуз». Мало того – он ясно видел над срезанными краями «чаши» неторопливо всплывает багрово-красная туша «плавунца» къяррэ.
«…ну всё, пропал. Теперь – не вывернуться…»
В последний момент он заметил просвет между верхушками деревьев – и рванул за управляющие стропы. «Крыло послушно вильнуло в сторону, ноги проехались по листве, и он с треском провалился в зелёный влажный сумрак. В падении он пересчитал, кажется, все сучья, отходящие от громадного, в десяток обхватов, ствола – пока не повис, раскачиваясь, довольно высоко над землёй. Взгляд вверх – ну, конечно, смятая тряпка крыла зацепилась за сук. Невезение, да и только – хотя, если подумать, могло быть и куда хуже. Например, если бы он накололся на сухой сук – и повис бы на нём, истекая кровью, как жук на булавке энтомолога.
Попытка раскачаться и дотянуться до ствола древесного гиганта ничего не дала. Впрочем, он толком не знал, что будет делать, если всё-таки до него доберётся. Попробовать вцепиться в глубоко изрезанную трещинами кору? Не получится – для этого надо быть белкой или диким лесным котом. Нижние ветви – здоровенные, вдвое толще его талии – нависали высоко над головой. Попробовать долезть по стропам? Увы – прочные, но чересчур тонкие, они только резали ладони, не позволяя хорошенько ухватиться и подтянуться.
Оставался единственный вариант. Уилбур вздохнул, извлёк из-за голенища пилотского башмака нож, и принялся пилить стропы. Может, получится как-нибудь спрыгнуть с двадцатифутовой высоты, не переломав при этом кости?
…он успел расстрелять одну за другой трёх «медуз», прежде чем пулемёт замолк, подавившись остатком патронной ленты. После этого оставалось только уворачиваться от кидающихся со всех сторон кроваво-красных блямб – но это не могло продолжаться долго, а вырваться из смертельной круговерти ему не позволяли. Он не заметил, когда зацепил кончиком крыла одну из «медуз» – увидел только, как истаивает кровавой пылью плоскость начинает таять, исходя багровыми завихрениями. Мгновенный ужас пронзил его существо – вот, ещё немного, наверное, полминуты – и неведомая напасть доберётся и до него самого. Он рванул застёжку пристяжного ремня, выдохнул – и перевалился через край кокпита. Что-то больно ударило по ногам, но он уже летел, кувыркаясь, к земле. Потом – хлопок, жестокий рывок вверх – и вот лейтенант Уилбур Инглишби уже висит, раскачиваясь, на стропах под треугольником «спасательного крыла», а далеко вверху описывают круги «медузы», явно не понимающие, куда делась их законная добыча.
Уилбур горько усмехнулся. Ещё одно преимущество службы в теллуссийском воздушном флоте: во втором сквадроне RFC, как и позже, в воздушных силах Роял Нэви, пилотам парашютов не выдавали.
Что ж, во всяком случае, он жив. А значит – ещё остаётся шанс нарисовать на борту нового аэроплана три карминно-красных блямбы в дополнение к уже имеющимся украшениям – счёт сегодняшней воздушной схватки.
Последняя стропа с треском лопнула, и Уилбур мешком полетел на землю. Упал он крайне неудачно – голенью на высовывающийся из земли толстенный корень. От острой боли лейтенант потерял сознание – и не слышал пронзительного визга перепонок садящейся «стрекозы».
Уилбур пришёл в себя и понял, что его куда-то волокут, ухватив за плечевые ремни подвесной системы. Он с трудом разлепил веки – и увидел над собой лицо Л’Тисс. Знакомое, близкое – сколько раз ему доводилось видеть, как его искажала гримаса животной страсти, когда наездница осёдлывала его плоть и неистово скакала, издавая в экстазе свои пронзительные трели –
И, вместе с тем, непереносимо страшное – настолько, что его едва не вывернуло от ужаса наизнанку. И дело тут совсем не в оскаленных острых, звериных, словно нарочно подпиленных зубах его бывшей любовницы.
Глаза – сплошные кроваво-красные яблоки без белков, зрачков и прожилок. Нечеловеческие, даже не инрийские. Глаза… къяррэ?
Рука шевельнулась в попытке нашарить на поясе кобуру. Пусто. Л’Тисс злобно ухмыльнулась и дёрнула посильнее. Сломанную голень словно пронзило раскалённое докрасна лезвие, вышибая из Уилбура остатки сознания.