Еще короче, чем в Вестфалии, был промежуток эмансипации в старом гнезде бесправия — Франкфурте-на-Майне. Когда в сентябре 1806 года прежний имперский город с его мрачным гетто очутился в полосе наполеоновского Рейнбунда (выше, § 29), евреям казалось, что наступил час их освобождения. Консервативная франкфуртская община была еще очень далека от берлинского вольнодумства, и тем не менее и в ней что-то зашевелилось: дух времени проникал в гетто сквозь пробитые берлинским просвещением бреши и волновал, звал к новой жизни. Группа просвещенных франкфуртцев основала свободную гимназию «Филантропин» для воспитания еврейских детей в духе современности (1804), и новое учреждение стало цитаделью реформы. Весть о заседаниях собрания нотаблей в Париже в июле 1806 года подняла дух франкфуртских прогрессистов и тем сильнее окрылила их надежды, что в те же дни Наполеон взял в свои руки судьбы Германии. Во Франкфурте образовался союз передовых людей под именем «Gesellschaft zur Förderung des Glückes der Israeliten», который поставил себе целью пересадить французские реформы на почву Германии. В ноябре 1806 г. из Франкфурта был послан в Париж приветственный адрес собранию нотаблей, покрытый 250 подписями. В адресе восхвалялись великодушие французской нации, «разбившей оковы столь долго угнетаемого народа», благодеяния «бессмертного Наполеона», созвавшего лучших людей еврейства для «очищения нашей религии», и «мудрые ответы» парижского собрания на вопросы императора; выражалось пожелание, чтобы «прекрасный пример Франции распространился и по ту сторону границ этой империи». Франкфуртский адрес был прочитан в парижском собрании в тот момент, когда оно готовилось уступить место «великому Синедриону», и председатель Фуртадо ответил германским приверженцам наполеоновского культа письмом в том же духе. Спустя два месяца представители франкфуртской общины, раввин Соломон Триер и Исаак Гильдесгеймер, имели уже счастье заседать в парижском Синедрионе. В одном из последних заседаний франкфуртские депутаты заявили, что их община всецело присоединяется к решениям Синедриона и готова подчиниться им, «после того, как наши братья будут пользоваться равными гражданскими правами, какими уже пользуются евреи Франции и Италии». Связь внутренней реформы с эмансипацией была ясно установлена в этом заявлении, и паломничество франкфуртцев в Париж получило здесь надлежащее освещение.