В 1835 г. правительство Базельского кантона в Швейцарии запретило одному эльзасскому еврею поселиться и приобрести недвижимость в кантоне на основании давно установленных там ограничений для евреев. Ни к чему не привели представления французского посланника в Швейцарии об отмене этого запрета, ограничивающего права французского гражданина в то время, как всякий швейцарец без различия вероисповедания пользуется всеми личными правами на территории Франции. Французское правительство убедилось доводами Кремье, что здесь речь идет о престиже государства, и в сентябре того же года появился королевский декрет о временном прекращении консульских сношений с Базельским кантоном за обнаруженное им «пренебрежение к международному праву». Вскоре королю представилась депутация от парижской центральной консистории с вице-президентом Кремье во главе, чтобы поблагодарить его за этот акт справедливости. Гордо звучала во дворце приветственная речь Кремье: «В XIX веке один французский гражданин, вопреки международному праву, вопреки тексту договоров, получил отказ от одного из кантонов Швейцарии в праве приобрести недвижимость. Этот гражданин — еврей, вот его преступление. Но этот еврей, которого отвергли в Швейцарии, сказал: я французский гражданин! — и король французов прервал всякие сношения с кантоном, не признавшим прав, присвоенных этому званию. Да, государь, революция 1789 года установила принцип равенства граждан, но до вашего вступления на престол казалось, что боятся последствий этого принципа». Король ответил, что ему приятно «показать пример полной эмансипации евреев», и выразил надежду, что «Базельский кантон будет действовать в духе века, в который мы живем». Позже, когда Кремье был уже членом палаты депутатов, ему еще приходилось выступать с парламентской трибуны с протестами против угнетения евреев в других странах. По мере того как правительство Июльской монархии все более уклонялось вправо (министерство Гизо), Кремье передвигался влево, к той радикальной оппозиции, которая подготовила февральскую революцию 1848 года.
В экономической жизни результаты эмансипации впервые почувствовались в эту эпоху. Крики об эльзасских ростовщиках все более затихают, прежняя односторонность профессий постепенно исчезает, и евреи распределяются по различным отраслям хозяйства. Увеличивается число фабрикантов, землевладельцев, крупных коммерсантов, лиц свободных профессий (особенно адвокатов и врачей) и чиновников, состоящих на государственной службе. Прежний мелкий ростовщик втягивается в круг биржевых операций, развившихся в то время до крайности. Лозунг Июльской монархии. «Обогащайтесь» («Enrichissez-vous!») должен был найти особенный отклик в той среде, которая раньше была обречена на торговлю вообще и денежную в частности. Царем парижской биржи сделался Джемс Ротшильд, младший из братьев, растянувших свою финансовую сеть по большим столицам Европы. Государственные займы и сложные биржевые операции дома Ротшильдов привлекали тысячи мелких и крупных агентов из провинции в Париж. В этом огромном финансовом аппарате личность стиралась, кредитор не стоял уже лицом к лицу с должником, как прежде в Эльзасе, и, следовательно, сокращался непосредственный экономический антагонизм. Однако юдофобия не исчезла, а только приняла другую форму: весь одиум был направлен на «дом Ротшильдов», на «короля Ротшильда I», как именовали в памфлетах парижского банкира Джемса. А между тем этот тщеславный финансист, гордившийся своим титулом барона и связями с французской аристократией, был очень слабо связан с своим народом и весьма редко откликался на его нужды.
Внутренний рост французского еврейства не соответствовал его внешнему социальному прогрессу. Тут сказались печальные результаты того национального обезличения, которое было санкционировано парижским «великим Синедрионом» в 1807 году. Органы самоуправления в общинах составлялись из нотаблей, богатых людей, которые не могли быть представителями народных масс. Во Франции было семь консисторий в семи округах (Париж, Страсбург, Кольмар, Мец, Нанси, Бордо, Марсель), которые делегировали каждая по одному члену в центральную консисторию в Париже. Последняя утверждала раввинов в их должностях и служила посредницею между общинами и правительством. Новый регламент 1844 года дал перевес светскому элементу над духовным в консисториях: провинциальные консистории состояли из одного раввина и четырех мирян, а парижская центральная — из главного раввина Франции и семи мирян, делегированных из округов. В течение ряда лет во главе центральной консистории стоял Адольф Кремье как представитель округа Марселя, но и его политический талант не мог оживить это мертвое учреждение, которое только занималось синагогальными делами и, по выражению одного критика, «собирало налоги, чтобы оплачивать молчание раввина и пение хазана». Для подготовки раввинов-проповедников была учреждена в 1829 г. раввинская семинария в Меце.