— Что верно, то верно, — кивнула я. — Зато у тебя есть дочка. — И я кивнула в сторону Юлии, которая занималась балансировкой на кромке тротуара.
— Не может быть! — поразился он. Но я-то знала, что он сразу мне поверил.
— Эва, девочка моя, — сказал он и обнял меня прямо на улице. — Я скотина, потому что не женился на тебе. Брось все! Уходи ко мне!
Юлия смотрела на нас дикими глазами. Я вырвалась из его объятий. Объяснила, что вышла замуж. Он сказал, чтобы я разошлась. Я, конечно, не стала в это дело вникать, но опять почувствовала большую симпатию к нему. Я уже упоминала, что дом наш стоит у самого канала. Я сказала Эрнесту, что должна сперва во всем хорошенько разобраться.
— Если я вывешу в окно синий пластиковый мешочек на венике, можешь приезжать за мной на своем пароходе!
— На буксире! — поправил он.
Когда-то Эрнест оставил меня, но я была готова снова в него влюбиться.
— Слушай, а не разойтись ли нам, — сказала я однажды вечером Калибану. Я рассчитывала хоть так втянуть его в разговор.
— Одно несомненно, — сокрушался он, — живя с тобой, не обращать на себя внимания невозможно. — Он даже разозлился. — Представляешь, о чем они там, на суде, будут спрашивать?
— Просто смешно, — сказала я. — Ты хочешь жить тихо, как мышка, а постоянно обращаешь на себя внимание. Я же ничего не хочу… только любить вас… и тоже не получается…
— Чего ты от меня, вообще говоря, хочешь? — обозлился он.
— Жене хочется гордиться мужем, — сказала я.
— Ничего такого, чтобы гордиться, во мне нет. Я не тщеславен.
— А что, кстати, с твоим изобретением? — спросила я. Он удивился, что я в курсе дела.
— Это мое хобби, — отрезал он. — И не подумаю реализовать эти чертежи! Представь себе, что я все пробью, они меня, чего доброго, упекут в руководство секции рационализаторов. А могут поручить заниматься всеми новаторами района. А если окончательно не повезет, выберут еще в окружной совет.
— Эх, будь у меня твои способности! — вздохнула я. — Я ведь только белье продавать училась…
Я вывесила в окно синий полиэтиленовый мешочек. Но какая-то ворона располосовала его. Вечером Калибан сказал мне:
— У нас ищут помощника повара. Велено спросить, не заинтересуешься ли ты.
Я посмотрела на него с ненавистью.
— Видишь ли, — проговорил он пристыженно, — раз ты без конца хвастаешься своими рецептами…
Вечером я снова вывесила в окно синий пакет. Вдруг ранним утром Эрнест пройдет по каналу…
Всю ночь я не сомкнула глаз. Вообще-то готовить я и впрямь люблю. Еще затемно я убрала синий пакет и вместе с Калибаном пошла на стройку.
Несколько дней спустя я предложила шеф-повару парочку вещей. А этот недотепа зашипел: не суйся, куда не просят, шинкуй капусту — и баста! Ну, дружочек, подумала я, уж я и насолю тебе. И пересолю тоже. Целую неделю я тайком пересаливала суп.
В понедельник все смолчали. Во вторник кое-кто начал шушукаться. А в среду многие вернули суп на стойку. В четверг те, у кого были абонементы, потребовали уволить повара. Зато в пятницу меня поймали на месте преступления: я как раз подсыпала соль в бак.
С Калибаном чуть инфаркт не случился. Заседание конфликтной комиссии перенесли из комнаты постройкома в столовую — столько народу набилось. Все жаждали мести. Конечно, господин адвокат, кому охота есть пересоленный суп — но я ведь только и хотела, чтобы разобрались с моими предложениями.
Некоторые стали обвинять меня в саботаже. Ну, тут я им все и выложила! Разложила по полочкам, какой обед можно приготовить, если пораскинуть мозгами. И буря, которая чуть не смела меня, обрушилась на повара. У него-де еда и невкусная, и пресная, и гарниры никуда не годятся, а обо мне на время забыли.
Три часа спустя был вынесен приговор. Всем, кто того потребует, я была обязана вернуть деньги за испорченную еду. Сумма собралась — ужас! Восемьсот марок. Многие отказались получать с меня деньги. А Калибан — тот получил все сполна. И вид у него был при этом такой, словно мы и не знакомы вовсе. Кроме того, в решение комиссии записали, что я обязуюсь пройти курсы переподготовки поваров. Калибан снова раздвинул наши кровати…
«Навсегда», как он выразился. К сожалению, в это время лед сковал воду канала. Тут-то я и обратилась к вам, господин адвокат.
О нашем деле в городе много пересудов. Один репортер хотел во что бы то ни стало описать его в газете.
Но разве я могла так обидеть Калибана! Я отговаривала репортера и так и эдак. Это не по-социалистически, сказала я ему, интересоваться «негативами».
— Ну так дайте мне что-нибудь для истории с «позитивом», — сказал он, потому что думал, что у меня ничего в запасе не найдется.
И тогда я рассказала ему о хобби Калибана, показала чертежи. Появилась большая статья со снимками и мнениями специалистов. Калибан был вне себя. Несколько дней он даже пробюллетенил.