Новелла ГДР. 70-е годы

Многоуважаемый господин адвокат, в своем последнем письме Вы сообщаете, что нас, скорее всего, разведут. Я просто обязана сказать Вам всю правду, не то кандидатура Калибана может не пройти при выдвижении в окружной совет. Я солгала Вам, когда писала, что он бил меня. Он меня и пальцем не тронул. Наверное, эта моя ложь может помешать ему и при выдвижении на почетную должность председателя районного совета новаторов, при выборах в постройком. Господин адвокат, мне очень нравится, как Вы составили бумаги, но не могу умолчать и об ошибках, довольно обидных. Вы пишете: «Супруг вел себя по отношению к супруге бесчувственно и неуважительно, что, естественно, привело к их отчуждению».

Разве я забыла Вам рассказать, что мой муж бросил курить, потому что из-за сильного запаха табака мне иногда было неприятно его целовать? Вы сами курильщик и знаете, чего это стоит. Да и то место, где Вы упоминаете о раздвигании кроватей, — тоже преувеличение. Видите ли, после того как я расплатилась со всеми держателями абонементов, я скопила денег и купила в мебельном магазине большую, так называемую французскую, кровать.

Но чего я никак Вам простить не могу: как Вы осмелились усомниться в любви Калибана!!! И еще: как Вы можете утверждать, будто я хоть раз говорила, что я не люблю своего мужа.

Я вижу, господин адвокат, мы с Вами совершенно друг друга не поняли.

Дело о разводе с сегодняшнего дня прошу считать недействительным.

Разумеется, я беру на себя возмещение сделанных Вами затрат.

С уважением

                     Эва Калибан (помощник повара).

Перевод Е. Факторовича.

УВЕ КАНТ Рефери

© Buchverlag Der Morgen, 1973.

Рефери Эркеншвик поудобнее устроился на мягком сиденье и умиротворенно прикрыл глаза. Он предвкушал состояние восхитительного блаженства, которое всякий раз охватывало его в преддверии матча и не покидало затем весь день. Рефери, любил говорить он, — это человек высоких идеалов, однако предпочитающий ездить первым классом. Спокойно и уверенно ощупал он левый карман пиджака. Вот он. Никуда не делся, посеребренный судейский свисток. Эркеншвик заказал его к пятидесятому матчу, и каждую субботу сей акустический бич со свистом рассекал воздух над головами двадцати двух игроков и тысяч болельщиков. Он провел рукой по правому карману и тотчас наткнулся на твердый и гладкий картон желтой карты, приводившей в ужас всех спорщиков и грубиянов. Коснувшись ее, он грозно насупил брови. На той неделе ему дважды пришлось показать жене Урсуле этот предупредительный знак. Один раз она передержала тосты и они превратились в сухари. В другой раз она бросила в аквариум к трем саламандрам личинки хрущака, не размельчив их предварительно, несмотря на его недвусмысленные указания. В результате живучие личинки ловко ускользнули от близоруких саламандр, а затем застыли крючком, превратившись в нечто совершенно несъедобное, и пришлось, конечно же, повторить кормежку. Рефери Эркеншвик тяжело вздохнул. Если жена не исправится, придется прибегнуть к крайним мерам — удаление с поля с последующей дисквалификацией. Эркеншвик секунду-другую вслушивался в равномерный стук колес — нижняя колея в полном порядке — и вдруг быстро открыл глаза. Ага, попался, голубчик! Его визави, коренастый малый в замшевой куртке и синих брюках из плотной хлопчатобумажной ткани — джинсах, как они их называют, похоже, тайком наблюдал за ним. «Ну-ну, — подумал рефери злорадно, — пялил, стало быть, на меня глаза, скотина. И кого же ты увидел? Узкоплечего человечка лет пятидесяти, с редкими соломенными волосенками, в коричневом костюме, белой рубашке с кожаным галстуком и в начищенных ботинках. Ты небось вовсю насмехался надо мной, свинья эдакая, — подумал он не без удовольствия, — и тебе даже в голову не пришло, что перед тобой сам Эркеншвик, всем и вся внушающий страх». Он поразмышлял еще немного, и вдруг его осенило. Да ведь этот тип наверняка не взял билет в первый класс. Нет, конечно же, не взял и едет зайцем, прощелыга в неглаженых брюках, бесстыжий узурпатор, черт бы его подрал. Эркеншвик как в воду глядел. Он пережил сладостные пятнадцать минут до прихода контролера. Тот пришел и сразу же выяснил, что у захватчика много амбиции и мало амуниции. Парень с недовольным видом узнал об изменившемся тарифе, глянул с безнадежным видом в свой тощий кошелек и удалился, пожимая плечами, разоблаченный и отвергнутый. Победитель Эркеншвик вновь прикрыл глаза. «Да, — подумал он и усмехнулся, — ну и наглец».