Напрасно я полагала, будто всё самое страшное осталось в далёком детстве, когда в нашем краю господствовали эльвы, а по улицам шныряли вечно злые и голодные гончие. Во всяком случае, там было понятно, кто враг, а кто друг. В Ла Риоре я в полной мере осознала, что такое неприятие и ненависть, сомнения и предательство. И я сейчас не о ком-то из местных. Я о себе.
Учёба и подготовка к конкурсу «Мисс Балленхейд» занимали всё моё время и я немного расслабилась, отодвинув на второй план мысли о том, с какой целью, собственно, здесь нахожусь. Получила увольнительную с тем, чтобы выбрать наряды к предстоящему мероприятию. Мы с девочками обошли все бутики в округе. Эффи скупала всё, что ей нравилось, Иона с Бонни вели себя куда скромнее, ну а мне с моей мизерной стипендией даже шнурки из местных бутиков оказались не по карману. И, улучив момент, я попрощалась с новыми подругами и свернула на другую улицу, где магазины были попроще.
Там-то меня и нагнал почтальон.
— Сеньорита Фостер? — любезно осведомился он на ла риорский манер.
— Она самая, — сказала я, от удивления не придумав ответа поостроумнее. — А вы откуда меня знаете?
— Вам телеграмма, — и он протянул мне запечатанный магическим сургучом конверт.
Бумага обожгла пальцы. Я сразу поняла, от кого оно, хотя на конверте отсутствовали штемпели и другие опознавательные знаки.
Пока я в раздумьях изучала рисунок на дорогой бумаге, почтальон исчез. Оглянулась по сторонам — вроде никому нет до меня дела. Чтобы не привлекать ненужного внимания, уселась на скамейку под раскидистой акацией. С замиранием сердца сломала печать и развернула конверт. Там на бархатной бледно-жёлтой бумаге проступили магические чернила и спустя десять или двенадцать секунд потускнели и исчезли насовсем. Но эти несколько строк навсегда запечатлелись в глубинах моей памяти: «К приезду комиссии кубка в холле быть не должно. В противном случае ваша семья останется без средств к существованию, а заявление против вас будет выслано в префектуру».
Вот оно что! Вампир с Ноксом желают сорвать зимние игры, а я ни много ни мало должна украсть кубок четырёх стихий и… куда мне деть-то его? Кому передать? Засунуть к себе в шкафчик или под кровать?
Так. Стоп. Я уже продумываю план преступления? Хороша кадет Фостер, ничего не скажешь. А как же мои непоколебимые моральные принципы? Устав? Закон? Кодекс боевого мага?
А как же Миррен и тётя Эмили, ради которых я и поступила в военную академию?
Боги, как всё сложно! Если бы можно было сорвать этот чёртов браслет и выбросить!.. Но он только натирает кожу и вызывает жуткий зуд. Часы то тикают, то останавливаются, ни на минуту не позволяя забыть о них. Снять их можно, наверное, только с кожей и кровью.
Два дня я честно боролась с совестью и пересматривала свои принципы. А на третий отправилась к секретарю Пламфли и задала вопрос по поводу приезда комиссии. «В первых числах февраля, когда начнутся зимние игры», — был ответ.
— А если точнее? — настаивала я.
— Всё зависит от того, когда прибудут наши коллеги из самых отдалённых уголков Тройственного Союза, — терпеливо пояснил Пламфли. — Не терпится встретиться с ректором Уоллингтоном? Понимаю, три с половиной года учились под его руководством, а здесь всё новое, необычное.
— Вы совершенно правы, — буркнула я, а про себя добавила: «Отлично, до моего грандиозного провала осталась всего-то одна неделя».
При любой возможности, делая вид, будто хожу в библиотеку за книгами или сверяюсь с расписанием, я старалась попасть в административный корпус и пройтись мимо стоявшего на постаменте золотого кубка. Его защищала не только прозрачная сфера, но и невидимый магический барьер, не говоря уже о сигнализации — это я поняла, когда видела, как первокурсники аккуратно протирают стеклянный колпак от пыли, а Пламфли, стоя в сторонке со связкой ключей, прикрепленных к серебряному браслету, наблюдает за ними.
Ну и как я его украду? Это же совершенно невозможно! Перед кадетами нужно ставить достижимые цели, а не чёрт знает что.
Пока я терзалась сомнениями, пришла вторая телеграмма, вложенная в письмо от Рейны. «Магзащита и сигнализация будут отключены ровно в три ночи перед приездом комиссии на две минуты. Отнесите то, что возьмёте, к клетке с Дотти», — успела я прочесть, прежде чем чернила испарились, а бумага превратилась в пепел.
У меня здесь есть сообщник? То есть соглядатай, наблюдающий за каждым моим шагом? Хотелось бы знать, кто он!
Из-за чёртовой телеграммы записка от Рейны потеряла половину своей привлекательности, но всё равно я с жадностью прочитала и перечитала всё, что там было написано:
«Дорогая Элла! Я ужасно по тебе скучаю. Ко мне так никого и не подселили и ты даже не представляешь, как невыносимо жить в комнате одной! У нас четверо новеньких из Балленхейда: Лесли Честон, Матео Суарес, Рубио Васкес и Антонио Бланко. Все ла риорцы и все симпатичные. Честон и Суарес уже подрались из-за меня, но мне больше нравится Васкес. Он таскает для меня цветы из оранжереи и поёт под гитару. Я пока держусь, набиваю себе цену. Как считаешь, недели достаточно?