Новгородские былины

И все же имеются кое-какие загадочные, но реальные тексты, чье отношение к былине мы пока не можем определить однозначно. Мы имеем в виду прежде всего: рассказ из индийской поэмы «Гариванса» о похищении царя Яду во время прогулки с женами по берегу моря царем нагов (змеев) Джумаварной, его пребывании в подводном царстве нагов и женитьбе на пяти дочерях подводного владыки; буддийскую легенду о Самгхе-Ракшите, которого наги, остановив корабль, потребовали к себе, дабы услышать от святого догмы буддизма. Обе эти параллели в числе множества прочих привел В. В. Стасов[123], однако ученые их не заметили в полемике со знаменитым критиком, категорически отрицавшим самобытность русских былин. Сходные эпизоды в составе разных фольклорных преданий и сказок народов Индии повествуют о пребывании героя в подводном (подземном) мире нагов или в небесном царстве, причем нередко оказывается, что герой «по случаю» может играть на каком-то музыкальном инструменте и этим завоевывает благосклонное отношение хозяев[124]. По-видимому, через буддийскую литературу сюжетная схема попала в Китай и получила широкое распространение среди его народов, растворившись в круге очень многочисленных сказок и быличек о речном драконе или о царе драконов Лун-ване, живущем в Восточном (Восточно-Китайском) море[125]. Из Китая сюжет проник в Корею, судя по рукописной повести XVII в. о легендарном поэте, корабль которого остановил царь драконов для того, чтобы поэт совершил ему жертвоприношение, а затем поучил его младшего сына искусству слагать стихи[126].

Решить вопрос об отношении азиатских параллелей к русской былине было бы возможно, если бы удалось найти близкие тексты у народов-посредников. Нам это не удалось.

Обращает на себя внимание тот факт, что на карте Евразии имеются лишь три центра, откуда распространялся сюжет типа «Садко в подводном царстве», — Индия, Новгородчина и Фракия, давшая миф об Орфее, к сожалению известный не по оригинальным текстам, а прежде всего по греческим литературным обработкам. Нетрудно посчитать сюжет индоевропейским по происхождению (т. е. достаточно древним, порядка пяти тысяч лет) и на этом поставить точку. Соблазн такого однозначного толкования велик. Он имеет основание. Однако истина требует проверки и этого толкования. А проверка — это новые разыскания и исследования.

27. Садке́. Печатается по тексту сб.: Рыбников, II, № 134. Записано приблизительно в 1860 г. от Андрея Пантелеевича Сорокина, крестьянина д. Новинка на Сумозере, в 18 км к северу от Пудожа (Пудога). А. П. Сорокин — едва ли не самый молодой из известных крупных сказителей: в 1860 г. ему было всего 32 года. И, видимо, его «несолидность» прежде всего возымела свое значение в глазах тех, кто от него записывал. П. Н. Рыбникову он ничем не запомнился. А. Ф. Гильфердинг, проведя с певцом три дня в 1871 г., не пожелал записать весь репертуар А. П. Сорокина и пренебрежительно отозвался о его многословии и непоследовательном умении соблюдать размер при исполнении былины, что можно считать лишь недостаточной сказительской зрелостью и что между прочим характерно для многих певцов, куда более незаслуженно прославленных.

А. П. Сорокин — родом из д. Че́нежи вблизи Пудожа. Былины, по его словам, он перенимал на мельнице, служившей местным мужикам чем-то вроде клуба. Незадолго до 1860 г. он переселился в Новинку, «пошел в приемыши», как говорят на Севере, когда после женитьбы молодой человек поселяется в доме своего тестя.

Лучшей в репертуаре А. П. Сорокина является былина «Садке». Более полных и высокохудожественных вариантов этой былины последующие собиратели уже не находили. Наряду с вариантами из сборника Кирши Данилова его текст быстро стал хрестоматийным, его многократно перепечатывали в разных популярных изданиях, к нему чаще всего обращались ученые, дабы подкрепить свои суждения о всех вариантах былины «Садко», и его читали в севернорусских деревнях, что приводило к частичному или полному освоению его содержания и к попыткам передать новым собирателям освоенное как продукт местной традиции.

Между тем былина А. П. Сорокина, уникальная во многих отношениях, не подтверждается другими записями. А. Ф. Гильфердинг, правда, однажды отметил, что одна из кенозерских женщин ему рассказывала «вариант, одинаковый по содержанию» с сорокинским (Гильфердинг, III, с. 444), но собиратель не пожелал записать текст, а последующим собирателям уже не удалось записать на Кенозере былину «Садко».

Текст А. П. Сорокина содержит все три сюжета, посвященных Садку, причем первый сюжет у пего как бы удвоен и отчасти совмещен со вторым из-за того, что Садко дважды спорит с новгородцами.