Новолуние

Мне хотелось лишь прогнать муку из его глаз, но когда я заговорила, слова мои прозвучали правдивее, чем я ожидала.

– Какая-то часть меня, может, подсознание, никогда не переставала верить в то, что тебе небезразлично – продолжу я жить или умру. Вот, наверное, почему я слышала голоса.

На мгновение повисло молчание.

– Голоса? – спросил он.

– Ну, только один голос. Твой. Это долгая история.

Его настороженный взгляд заставил меня пожалеть о том, что я вообще затронула эту тему. Подумает ли он, что я спятила? Правы ли в этом все остальные? Но, по крайней мере, с его лица исчезло выражение, словно его что-то сжигает изнутри.

– У меня есть время. – Голос его звучал неестественно ровно.

– История довольно жалкая.

Он ждал. Я не знала, как все объяснить.

– Ты помнишь, что Элис сказала об экстремальных видах спорта?

– Ты спрыгнула с утеса ради развлечения. – Он произнес эти слова абсолютно спокойно.

– Н-ну да. А до этого, на мотоцикле…

– На мотоцикле? – переспросил он. Я достаточно хорошо изучила его, чтобы понять, что за этим спокойствием что-то назревает.

– Похоже, об этом я Элис не рассказывала.

– Нет.

– Ну, так вот об этом… Послушай, я обнаружила, что… когда я совершала какие-нибудь опасные или дурацкие поступки… я могла яснее вспомнить тебя, – призналась я, чувствуя себя законченной психопаткой. – Я могла вспомнить, как звучал твой голос, когда ты злился. Я могла его слышать, словно ты стоял рядом со мной. По большей части я старалась не думать о тебе, но в эти моменты это было не очень больно – ты как будто бы снова защищал меня. Словно не хотел, чтобы со мной что-то случилось. И мне интересно: я так ясно тебя слышала, потому что в глубине души знала, что ты не перестал любить меня?

И снова в моих словах звучала убежденность. Правда. Глубины моего сознания распознавали и признавали истину.

– Ты… рисковала жизнью… чтобы… услышать… – выдавил он.

– Тсс, – прервала его я. – Погоди секундочку. По-моему, на меня находит озарение.

Я вспомнила тот вечер в Порт-Анджелесе, когда у меня случилось первое видение. Тогда я представила себе два возможных варианта – безумие или исполнение желаний, третьего мне дано не было. Но что, если…

Что, если ты искренне веришь в истинность чего-то, но при этом в корне ошибаешься? Что, если ты настолько упрямо уверен в своей правоте, что даже отмахнешься от истины? Заткнуть ли истине рот или же она попытается заявить о себе во весь голос?

Вариант третий: Эдвард любил меня. Установившиеся между нами узы не могли разрушить ни разлука, ни расстояния, ни время. И неважно, насколько он был талантливее, красивее и совершеннее во всем, чем я, он так же необратимо изменился, как и я. Как я всегда буду принадлежать ему, так и он всегда будет принадлежать мне. Это ли я пыталась себе внушить?

– Ой!

– Белла?

– Все нормально. Я вижу и понимаю.

– Это твое озарение? – спросил он взволнованно.

– Ты меня любишь, – восхищенно произнесла я. Меня снова захватило чувство уверенности и близости.

Хотя глаза его продолжали беспокойно сверкать, лицо озарилось кривой улыбкой, которую я просто обожала.

– Честно. Люблю.

Мое сердце стало таким огромным, словно вот-вот вырвется из грудной клетки. Оно заполонило всю мою грудь и поднялось к самому горлу, так что я не могла говорить.

Я действительно была нужна ему так же, как и он мне, – навсегда. Лишь страх за мою душу, за то человеческое, чего он не хотел меня лишать, столь отчаянно заставлял его оставить меня человеком. По сравнению со страхом, что я ему не нужна, это препятствие – моя душа – казалось пустяком.

Он крепко сжал мое лицо своими прохладными руками и целовал, пока у меня не закружилась голова, а лес не завертелся. Затем он прильнул своим лбом к моему, и я оказалась не единственной, кто дышал тяжелее обычного.

– Знаешь, в чем ты превзошла меня? – спросил он.

– В чем же?

– В способности выживать. Ты, по крайней мере, прилагала к этому усилия. Вставала по утрам, пыталась нормально общаться с Чарли, следовала привычкам своей жизни. Когда я активно не занимался слежкой, я был… совершенно никчемным. Я не мог находиться рядом с семьей – да и вообще ни с кем. Стыдно, конечно, в этом признаваться, но я практически свернулся калачиком и позволил отчаянию овладеть мной. – Он застенчиво улыбнулся. – Это куда хуже, чем слышать голоса. И ты, конечно, знаешь, что я тоже их слышу.

Я испытала глубокое облегчение оттого, что он, похоже, действительно все понимал, и успокоилась, поверив, что все это имело для него смысл. В любом случае, он не смотрел на меня как на сумасшедшую. Он смотрел на меня как… на любимую.

– Я слышала только один голос, – поправила его я.

Он рассмеялся, потом крепко прижал меня к своему правому боку и повел вперед.

– Я лишь пошел навстречу твоему желанию. – Он широким жестом обвел лежавшую перед нами тьму, когда мы шли. В ней неярко светилось что-то огромное. Я поняла, что это их дом. – Что они скажут – не значит ровным счетом ничего.

– Это их тоже касается.