Новолуние

Джейкоб изо всех сил цеплялся за верхушку сосны, росшей посреди небольшого дворика у дома Чарли. Под его весом дерево нагнулось к стене, и теперь он болтался, перебирая ногами метрах в шести над землей и метре от меня. Тонкие ветки на верхушке дерева царапали стену.

– Стараюсь сдержать… – прохрипел он, балансируя на качающейся верхушке, – свое обещание!

Я поморгала в уверенности, что мне это снится.

– Когда это ты обещал разбиться насмерть, упав с сосны?

Он фыркнул, не поняв юмора, продолжая болтать ногами, чтобы сохранить равновесие.

– Отойди от окна, – велел он.

– Что?

Он снова подвигал ногами туда-сюда, раскачиваясь на дереве. Я поняла, что он пытается сделать.

– Джейк, нет! – И все же я отпрыгнула в сторону, потому что было слишком поздно. С негромким ворчанием он завис в прыжке, целясь в мое окно.

К моему горлу снова подступил крик, когда я ждала, что он разобьется насмерть или, по крайней мере, покалечится, ударившись о деревянную стену. К своему великому удивлению я увидела, как он легко влетел в комнату, с глухим ударом приземлившись на пятки.

Мы оба машинально посмотрели на дверь, затаив дыхание и опасаясь, что мой отец проснется от этого звука, но после наступившего короткого молчания услышали приглушенный храп Чарли. Лицо Джейкоба медленно расплылось в широкой улыбке: казалось, он был чрезвычайно доволен собой. Но улыбка оказалась не той, которую я знала и любила, – это была новая улыбка, жалкое подобие его прежней искренности, и на новом лице, которое принадлежало Сэму.

Это оказалось для меня чересчур. Я засыпала со слезами, думая о нем. Его резкие слова проделали новую обжигающую болью дыру в том, что осталось от моей груди. На прощание он оставил мне свежий кошмар, словно инфекцию в ране. И теперь стоял посреди моей комнаты, ухмыляясь так, словно все это давно забыто. Хуже того, хотя он попал сюда шумно и неловко, его появление напомнило мне о том, как Эдвард по ночам пробирался ко мне через окно, и это воспоминание разбередило мои незажившие раны.

В довершение ко всему я смертельно устала, что совсем не прибавляло мне дружелюбия.

– Уходи, – прошипела я, стараясь вложить в свой шепот как можно больше яда.

Он заморгал, лицо его выражало полнейшее удивление.

– Нет, – запротестовал он. – Я пришел извиниться.

– Извинения не принимаются! – Я постаралась оттолкнуть его обратно к окну – в конце концов, если это сон, ничего с ним не случится. Однако все оказалось бесполезно. Я его даже с места не смогла сдвинуть. Я быстро опустила руки и шагнула назад.

Он был без рубашки, хотя я вздрагивала от задувавшего в окно холодного ветра, и мне стало не по себе, когда я коснулась руками его голой груди. Кожа у него буквально горела – как голова, когда я в последний раз касалась ее. Словно у него была высокая температура.

Но больным он не выглядел. Он был просто огромным. Он навис надо мной – такой здоровенный, что заслонил собой окно, онемев от моей враждебности. И вдруг я поняла, что больше не могу это выносить – как будто на меня навалился весь груз бессонных ночей. Я так устала, что, казалось, вот-вот рухну на пол. Я нерешительно покачнулась и заставила себя не закрывать глаза.

– Белла? – нетерпеливо прошептал Джейкоб. Он подхватил меня под локоть, когда я снова качнулась, и осторожно довел до кровати. Когда я оперлась о нее, ноги у меня подкосились, и я бессильно опустилась на матрас.

– Эй, с тобой все нормально? – спросил Джейкоб, озабоченно наморщив лоб.

Я подняла на него глаза, на щеках у меня еще не высохли слезы.

– С какой это стати у меня должно быть все нормально, Джейкоб?

Горечь в его глазах сменилась мукой.

– Верно, – согласился он и глубоко вздохнул. – Вот черт! Ну… ты уж прости меня, Белла. – Голос его, без всякого сомнения, звучал искренне, хотя лицо все еще подергивалось от злости.

– Зачем ты сюда явился? Мне не нужны твои извинения, Джейк.

– Знаю. Но я не мог все оставить так, как днем. Это просто ужасно. Прости меня.

Я устало покачала головой.

– Ничего не понимаю.

– Знаю. И хочу объяснить. – Он вдруг умолк с открытым ртом, словно у него перехватило дыхание. Потом сделал глубокий вдох. – Но не могу, – все еще со злостью добавил он. – Мне очень жаль.

Я уронила голову на руки и глухо спросила:

– Почему?

Он молчал. Я повернула голову – я слишком устала, чтобы держать ее прямо, – чтобы увидеть его лицо. Оно меня поразило. Глаза были прищурены, зубы сжаты, лоб нахмурен.

– Что с тобой? – настаивала я.

Он шумно выдохнул, и я поняла, что у него тоже перехватило дыхание.

– Нет, не могу, – устало пробормотал он.

– Что не можешь?

Он не обратил внимания на мой вопрос.

– Слушай, Белла, у тебя когда-нибудь была тайна, которую ты не могла никому открыть? – Он многозначительно посмотрел на меня, и мои мысли тут же переключились на Калленов. Я надеялась, что чувство вины не отразилось у меня на лице.

– Что-то такое, что тебе приходилось скрывать от Чарли, от мамы? – не унимался он. – Что-то, о чем даже со мной нельзя поговорить? Даже теперь?