Они рассчитывали дойти до озера через несколько дней, но полумесяц уже превратился в полную луну, а озера все не было. Однажды они наткнулись на ручей и двинулись вдоль него, но он почти пересох. Выдачу воды ограничили. Агнес опять предложила следовать за животными, но мать шикнула на нее.
«Должно быть, теперь уже близко», – сказала она.
И впрямь близко. Вскоре они поняли, что озеро совсем рядом. Мало того – они уже несколько миль идут по нему. Огромное озеро – вернее, бывшее когда-то огромным. А теперь от него осталось только озерное ложе. Нет, бывшее ложе. Озеро, которое не было озером уже для тех, кто жил несколько поколений назад. И наполняла его теперь лишь высокая колышущаяся желтоватая трава. Травяное озеро. А на карте оно было ярко-голубым, цвета утоления жажды.
– Я же говорила – карты вечно врут! – закричала Вэл.
– Да заткнись ты, Вэл! – выпалила Беа. – Ручей же на карте был! – Она судорожно грызла костяшки пальцев.
– Значит, пойдем к следующему озеру на карте, – решил Карл. – Беа?
– Не понимаю, как так вышло, что озера здесь нет, – бормотала она, не переставая обгрызать пальцы, словно говорила сама с собой.
– Карта старая, – предположил доктор Гарольд.
– Но здесь же все не так, как должно быть.
– Ну, а как должно? – мягко спросил Глен.
Она заморгала, тревожно уставившись на него.
– Там сказано, что здесь должна быть вода.
– И все это вранье, – дерзко перебила Вэл.
– Не мешай думать, – оборвала ее Беа. И стала дышать размеренно и глубоко. – На этом маршруте должна быть вода. Она нужна нам. – Голос звучал убито. – Сегодня ставим лагерь здесь.
Община принялась на скорую руку разбивать лагерь. Костер не разводили. Только не здесь, среди моря сухой травы. Так что на ужин достали вяленое мясо. Раскатали постели. Почти все были слишком заняты, чтобы заметить, как Беа пробормотала: «Пойду прогуляюсь» – и скрылась в высокой траве. Но Агнес заметила. Выждав время, улизнула и нашла след матери – дорожку чуть разворошенной, раздвинутой травы, которую она оставила за собой.
Путь матери пролегал широкой дугой, будто она решила ходить по заросшему травой озеру кругами, но после недолгой ходьбы вслепую Агнес заметила вдалеке над травой верхушку дерева, а чуть поодаль от места, где она стояла, трава заканчивалась. Она подкралась к самому краю травяных зарослей и выглянула между грубых стеблей.
Мать стояла перед деревом, что-то держала в руке и щурилась, глядя на неизвестный предмет. Потом порылась в сумке и вытянула блокнотик и короткий карандаш, привезенные из Города. Нацарапала что-то, вырвала из блокнота листок, скомкала его и сунула в дупло на дереве. Потом отступила от дерева, запрокинула голову, разглядывая ветки так, словно прикидывала, как половчее забраться на них. А потом обернулась и направилась к тому месту, где пряталась Агнес.
– Можешь выходить, Агнес! – крикнула она в траву.
Вспыхнув, Агнес нерешительно вышла на открытое место.
– Ты же знаешь, что можешь просто спросить у меня.
– Но ты не ответишь.
– Ну, спросить-то все равно можно. – Мать усмехнулась.
– Что ты делала?
– Передавала привет своей подружке-белке.
– Мам.
– Агнес.
– Что происходит?
– Ничего, в том-то и дело. Порой мне нравится оставлять что-нибудь за собой. Неизвестно, кто и что найдет то, что я оставила. Это одна из мелочей, благодаря которым я здесь все еще в своем уме.
Агнес поняла, что расспросами больше ничего не добьется, и рассердилась на мать, которой вздумалось затеять игру.
Беа заметила ее недовольство.
– Когда мне будет о чем тебя известить, – пообещала она, – я скажу. – Она ущипнула Агнес за щеку. – Не взрослей так быстро. – И она рассмеялась, увидев, как Агнес отмахнулась от ее руки. Она знала, что это разозлит Агнес еще сильнее, на то и рассчитывала.
Мать положила ладонь на плечо Агнес, сжала его, и так они двинулись обратно через траву. Несмотря на все попытки придать этому жесту оттенок материнской заботы, Агнес понимала, что на самом деле ее конвоируют.
В ту ночь мать легла с ней, и стоило Агнес пошевелиться и приоткрыть глаза, проверяя, уснула ли мать, всякий раз оказывалось, что мать смотрит на нее настороженными и блестящими янтарными глазами. «Спи давай, Агнес», – напевно, но твердо шептала она. Наконец Агнес с досадой уснула и не удивилась бы, узнав, что мать всю ночь не сомкнула глаз, лишь бы не дать дочери улизнуть и выяснить, что спрятано в дупле.
Когда Агнес проснулась, было уже поздно. Ее слегка мутило. Тело не слушалось. Сказывалась нехватка воды. Она полежала, пытаясь загородиться от восходящего солнца, а оно, как нарочно, светило ей прямо в глаза – ей единственной.
Утро в лагере началось вяло. Люди едва шевелились, измученные жаждой. Уложив вещи, все понуро собрались в круг. Там, где они спали, трава осталась примятой, и казалось, что изгородь из высокой травы окружает их со всех сторон.
Беа ровным тоном произнесла:
– Вчера я ходила на разведку к тому скоплению озер.
– И?.. – поторопил Карл.
– По-моему, это дохлый номер. Так что, думаю, нам надо поступить, как предлагала Агнес. – Она повернулась к Агнес. – Идти вслед за животными.