Беа улыбалась ей, а глаза чутко поблескивали. У Агнес затрепетало сердце, разрываясь между гордостью и омерзением, любовью и гневом. Мать соврала Общине. Вместе с тем назначила Агнес главной. Где-то глубоко внутри Агнес прятала улыбку. И ничего не могла поделать, даже когда у нее заныл живот. Ненавистно было думать, с какой легкостью к ней возвращается любовь к матери. И как трудно подолгу негодовать после нанесенного ею оскорбления. Она всегда будет любить мать. Даже когда мать этого не заслуживает. Ее переполнял стыд и вместе с ним – острая тоска. Агнес подавила улыбку, заставила ее отступить в глубину. И увидела, как в тот же момент сдержала улыбку ее мать.
Агнес знала, что они уже несколько дней следовали звериными тропами, и никто больше этого не замечал. А она отчетливо различала их среди единообразия полынного моря еще несколько закатов назад. Видела сломанные ветки, а уходя вперед, прослеживала призрачный путь, связующий воедино их торчащие кончики. И такие тропы расходились от нее во все стороны. Они пересекались, и чем дольше она шла, тем заметнее они сходились, как в воронку, образовывали широкую тропу, протоптанную сотнями живых существ.
Когда Общине попалось первое из скоплений этих существ, Агнес остановилась, подбоченилась и спросила:
– Видите?
Днем ранее налетела гроза, окатила их дождем во время перехода через равнину. Им удалось собрать несколько глотков воды в чашки и шапки, сложенные ковшиком ладони, разинутые рты, подставленные небу. Но земля стремительно впитала влагу, и едва прошел дождь, как она уже вновь ощущалась сухой под ногами.
А здесь, в низине, собралось и задержалось больше дождевой воды. Этот источник воды был, по-видимому, надежным, регулярно посещаемым, со сплошь истоптанными берегами. Полыни на них почти не осталось.
Живность у воды излучала истому. Вапити устроились на земле, прохладной под их мокрыми телами. Бизоны стояли ногами в воде и помахивали хвостами. Птицы снижались и взлетали, поддерживаемые восходящими влажными потоками. Зайцы мыли за ушами. Все было тихо, не считая периодических посвистываний и вскриков часовых, выставленных животными для охраны от хищников.
Община разбила лагерь в стороне от водоема, чтобы ненароком не попасть под копыта. Готовили еду и разбирали постели в молчании под стать умиротворенной тишине, воцарившейся у водопоя в сумерках. Щелкали летучие мыши, гудели насекомые. Живность покрупнее невнятно перекликалась, пока на землю спускалась ночная темнота. И когда все будто бы уже улеглись и угомонились, на минуту поднялся шум. Трубили вапити, всхрапывали бизоны. Крякали утки. Повизгивали какие-то мелкие грызуны, а вдалеке выли волки. Как будто все желали друг другу спокойной ночи. Странно было больше не чувствовать себя одинокими.
Когда вода в низине совсем замутилась и животные двинулись дальше, Община собралась и последовала их примеру. Так люди и держались у воды, кочуя вместе с живностью от одного водопоя к другому.
С тех пор как они покинули травяное озеро, Вэл совсем раздулась, у нее началась одышка. Она то и дело обхватывала живот руками, будто пытаясь удержать внутри его содержимое. Посреди одного из разговоров она вдруг забыла, что хотела сказать, ее тело судорожно сжалось, начались схватки. Вэл и хмурилась, и радовалась тому, что это наконец-то случилось.
Птенца Цапли она родила под рев живности у третьего водопоя. И назвала его Птенцом Цапли словно для того, чтобы никто не перепутал его с одной из млечно-белых птиц, как на цыпочках вышагивающих по илу. Роды были легкими и быстрыми, и Вэл осталась очень довольна этим. Птенца Цапли вымыли и завернули в новую перевязь из оленьей замши, которую сшила для него Дебра. Весь лагерь суетился, устраивая поудобнее мать и новорожденного, но вскоре все угомонились, и день прошел как любой другой. Только к общему хору голосов прибавился новый. Громкий и пронзительный.
Агнес заметила, что животные у водопоя очень заинтересовались новыми звуками из их лагеря. Самки и матери подходили к лагерю поближе, нюхали воздух, возбужденные и настороженные. Прядали ушами. Птенец Цапли кричал, как любой другой новорожденный. Жалобно, отчаянно и требовательно. Агнес поняла, что животные хотят помочь. Показать Вэл, как успокоить малыша. Как кормить его. Как защищать. Они считали Птенца Цапли своим, и при этой мысли Агнес ощутила краткий укол ревности.
Но, шагая впереди всей Общины, она гордилась тем, что ведет ее как представитель еще одного вида, участвующего в массовой миграции. Просто вида, который ищет воду, как все остальные. Не то чтобы это ощущение она не испытывала каждый проведенный здесь день. Что она просто еще одно животное. Но теперь как-то изменились масштабы этих ее представлений. Стал чувствоваться размах. Она часто видела животных: стада оленей, пары ястребов, стаи волков. Стада вапити были самыми крупными группами животных, какие им только попадались за все время, если не считать птичьих стай. Но у птиц в стаях не было таких оббитых копыт, как у вапити, такой же слипшейся от пота шерсти.