Новые Дебри

– Может, он умирает, – тише и пугливее повторила она. Потому что так и думала. Так поступают многие животные, когда умирают. Она приготовилась продолжить объяснения. Но Беа повернулась к ней лицом, диким не только от ярости, но и от страха, и сделала такое движение вперед, будто собиралась дать Агнес пощечину. Агнес сжалась, уверенная, что сейчас ощутит ладонь матери на своей щеке. Но пощечины так и не последовало. Агнес приоткрыла один глаз и увидела, как мать уходит от костра точно в ту сторону, куда ушел Глен, словно он был истинным севером. К тому времени, как Агнес уснула, мать еще не вернулась. Ее не было в лагере, когда Агнес проснулась с первым появлением серебристого утреннего света.

Она нашла их сидящими вместе так далеко от костра, что его свет казался отсветом на горизонте, а не мерцающим пламенем. И присела на корточки неподалеку, у старой сосны, но если они и заметили ее, то не подали виду. Они вели себя, будто остались вдвоем где-нибудь в укромном уголке, а не под открытым небом.

Глен полусидел, привалившись к своим пожиткам. Его клочковатая седая борода скрадывала щеки, но Агнес знала, насколько они впалые. Он казался клочком кожи – слишком маленьким и потрепанным, чтобы на что-нибудь сгодиться.

Беа устроилась рядом – придвинулась вплотную, почти прислонилась к нему. Рядом с ней стояла грубо вырезанная деревянная миска, в руке Беа держала тряпку. Окунула ее в миску и извлекла, с тряпки капало. Мокрой тряпкой она провела по груди Глена.

Глен вздохнул, и его плечи распрямились, будто она как-то сумела снять с них зажим, гладя его по грудине. Он откинул голову.

Агнес озадаченно наблюдала. Как он может расслабляться от ее прикосновений после того, как она сначала сбежала, а потом бросила его ради Карла? Как может принимать ее любовь? Нежность должна сопровождаться еще чем-нибудь, чтобы иметь значение, – чем-нибудь вроде верности.

После того как Беа ушла к Карлу, она стала следить, чтобы о Глене заботились. Но, насколько видела Агнес, на себя эти заботы не брала. До сих пор Беа держалась на расстоянии. Если и наблюдала за Гленом, то издалека. Возможно, эта обособленность матери и создавала ощущение, что ее любовь к Глену кончилась. А теперь, здесь, оказалось, что это совсем не так. Порой Агнес сомневалась в мотивах матери и предполагала, что она руководствуется некими скрытыми желаниями. Но на этот раз Агнес не усмотрела никакой двусмысленности в том, как мать нежно целовала Глена в щеки, в виски, закрытые глаза и лоб, а он улыбался блаженно и печально, а потом, когда она поцеловала его в губы, он потянулся к ней всем телом. Он был влюблен. Как и, похоже, ее мать. Агнес вспомнилось все время, проведенное без нее, после того как мать бросила их. На ее памяти Глен ни разу не выказал гнева. Словно был убежден, что она поступила так лишь в силу необходимости, поэтому он не вправе ее винить.

Сидя в тени, Агнес смотрела, как Беа лежала в объятиях Глена, и ее голова на его костлявой груди слегка приподнималась при каждом вдохе. Глаза обоих были закрыты, но они не спали. У Агнес потеплело в груди, ей вспомнилось, как они годами спали вместе. Мать и Глен – обнявшись, она сама – в их ногах. Глядя на них сейчас, Агнес впала в уныние. Ей снова хотелось в семейную постель, быть той, с кем они хотели проводить время, отведенное для нежностей. Скучают ли они по ней прямо сейчас? Скучают ли по тому, как она держалась за их щиколотки?

* * *

Община задержалась на одном месте на несколько ночей и обработала фазанов, которых наловили Охотники.

Теперь, когда Глен держался поодаль от всех, Беа стала ложиться вместе с Агнес. Но при этом старалась свернуться в клубок как можно туже – нарочно, как думала Агнес, которая то и дело просыпалась и мерзла всю ночь. Ей не хотелось так спать. Однажды ночью Агнес пожертвовала теплом костра и отправилась на поиски Глена.

Поначалу ей показалось, что и он развел костер. Но потом она поняла: все, что она видела – зарево на горизонте, черная змея дыма, ускользающая в темнеющее тускло-синее небо, – находится намного-намного дальше от нее, и это вовсе не костер. Может, какие-то остатки заката. А дым – не что иное, как иллюзия.

– Привет, детка, – услышала она голос Глена.

– Как ты узнал, что это я?

– Понял по звуку шагов.

Агнес загордилась Гленом – тем, что он отличает ее приближение, – и вместе с тем смутилась, что ее так легко узнать.

– Не волнуйся, – уловив ее разочарование, добавил Глен. Подойдя ближе, она увидела, что он улыбается. – Я отличаю только твои шаги. И лишь потому, что провожу много времени, прислушиваясь к ним. Никто другой не сумел бы тебя услышать.

– Хорошо. – Она присела рядом с ним на корточки. – Ты можешь вернуться в лагерь?

– Я бы лучше остался здесь.

– Но я мерзну, когда сплю.

– А как же твоя мама? Она вроде бы говорила, что спит с тобой.

– Да, но не согревает меня. Ей не нравится, когда я прикасаюсь к ней.

– Да нет же, ей нравится.

– Нет, она отодвигается, когда я тянусь к ее ноге.

– Может, просто во сне.

– Нет, она не спит. И делает это нарочно.

– Агнес, в это мне трудно поверить.