Новый год в октябре

- Будешь, - сказал Прошин. – Вор – как наркоман. Останавливаются единицы. Так ищи себе другую службу. Пиши заявление.

- Нельзя мне… - взмолился Ванечка, бухнувшись перед ним на колени. – Отец – убьет! Я и в институт технический начал готовиться…

- Ладно, - тяжело согласился Прошин. – Оставайся, черт с тобой. Но учти: еще одно недоразумение, будешь лететь отсюда дальше, чем видеть… - Он перебирал расчеты Авдеева, раскладывая их по нумерации. – В инженеры он решил податься! Пороху не хватит, старанья. Ты же сачок. А на инженера надо еще как учиться! В гуманитары тебе тоже путь заказан. По причине поросячьего уровня интеллекта. Тебе одна дорога – в зону. За проволоку.

- Зачем оскорблять-то? – спросил Ванечка хмуро, поднимаясь с колен. – Это я пока – ноль. А там – посмотрим…

- И пока ноль, и в будущем ноль. – Прошин не отрывался от черновиков диссертации, раздумывая, где бы их перепечатать. – И из заколдованного круга этой цифры тебе не выбраться. А если выберешься к теплому кабинетику, на начальственную должность, то исключительно через грехи тяжкие.

- А про вас-то в лаборатории похожее говорят, - сказал Ваня и, перепугавшись, перевел свои слова в донос: - Чукавин волну пускает… Воруете, г-говорит вы…

Прошин даже растерялся.

- А ты веришь? – поинтересовался он после некоторого замешательства.

Ванечка гадко улыбался.

- Откуда мне знать? Вы меня в долю не звали…

- Тэк-с! – Прошин вскинул голову. – Гражданин Лямзин, - строго сказал он. – В лабораторию я вас допускать опасаюсь. И потому назначаю на новую должность. Секретаря-машинистки. Вам придется научиться печатать.

- А я умею, - радостно сообщил Ванечка.

- Одним корявым пальцем?

- Не, двумя руками. У меня мать раньше машинисткой работала. На дом халтуру брала… Ну, я ради хохмы и… научился.

- Ну-ка… - недоверчиво покосился Прошин, подвигая ему машинку. – Продай талант…

Ванечка заправил лист бумаги и довольно бойко забарабанил по клавишам.

- Чудесны твои дела, Господи… - произнес Прошин, глядя на его маленькие потные ручки с коротко подстриженными ногтями. Положил на каретку механизма рукопись. – Вот. Перепечатаешь и перечертишь. Графики – цветными фломастерами. Они в столе. Да ты и сам, небось, знаешь, где тут что лежит, бандюга. Но то, что ты печатаешь, никто видеть не должен. Документы совершенно секретные. Проболтаешься – пойдешь под суд. Статья за номером семьдесят пять. Информирован о таковой?

- Разглашение тайны! – ахнул Ваня, проникаясь важностью момента. – А Чукавину… тоже нельзя?