Новый год в октябре

Перспектива была увлекательной, но слишком уж далекой и нереальной по сравнению с реальными муками ради перспективы. И не заглушали этих мук ни самоуверения, ни мятные конфетки, ни жевательная антиникотиновая резинка – упругая и твердая, от которой ныли зубы; ничто. Разве сон… Но спать Прошину не хотелось. Оставалось одно: прогуляться по морозцу! – и вскоре он шагал запорошенной дорожкой к обступавшему институт лесу. Было светло и студено. Над ажурными чашами антенн, в зимней, глубокой синеве поднебесья висели, окоченев, крепенькие, будто сдавленные морозом облачка.

Прошин протиснулся в разломанный стык бетонный секций забора и увидел Лукьянова; тот тоже, видимо, решил прогуляться в лесу и теперь стоял растерянный – как же, застукали! И кого, самого примерного! Прогулки по лесу в НИИ были строго запрещены.

– Ну, чего, – сказал Прошин. – Нарушение трудовой дисциплины налицо. Иду докладывать. Готовьтесь к каре.

– Каюсь. – Тот наклонил лобастую голову. – Нарушение. Но только те полчасика, которые побродишь да веточки потрогаешь – в актив. И не столько себе, сколько государству.

– Процесс воспроизводства рабочей силы на производстве непосредственно, – сформулировал Прошин. – Охране вас не понять, но я согласен. И более того – предлагаю повоспроизводиться совместно. Мне одному скучно, ей–богу, а вы потрогаете еще пару веточек во благо отчизны… Ну, пошли!

– Вы знаете, – тот направился по тропинке, – а у нас чепе…

– Ага, – Прошин шел следом. – Какое?

– Дискуссия с самого утра. Выступление Авдеева о том, что многоячеечный датчик – это хорошо. Доказательства вообще–то подозрительные…

– Вы занимаетесь «Лангустом», – сказал Прошин. – Прекрасная тема.

– Слушайте.. – Лукьянов обернулся. Глаза его были внимательно– враждебны. – Я не мальчик. И советов не надо. Я… имею право на работу с анализатором. – Отвернулся, молча пошел вперед.