Теперь они шагали по узкой тропинке решительно, словно с какой–то целью; торопились, провалились по колено в снег… Густели тени старых елей и сосен на глубоких, сумрачных сугробах; здесь был до тяжести свеж воздух, и Прошин, хватая его рассерженным ртом, думал: «А мог бы я убить человека, шагающего впереди? Вот так – снежок скрипит, сосны шумят… А в руке – маленький, скользкий пистолет. Или лучше – какой–нибудь фантастический распылитель материи, чтобы не мучиться при виде трупа. Елозит палец по спусковому крючку… и странно одной подошвой обрывается след – другая нога уже не ступила на землю… Да! – еще полная безнаказанность, разумеется. А вообще действительно… мог бы убить? А? Нет… наверное. Страшно! И не то, чтобы убить страшно, а то, что потом, после… И все дело в этом «потом», все дело…»
– Я слышал, – сказал Прошин наобум, – вы преподаете в институте?
– Да, вы об этом прекрасно знаете.
– Так, может, вам стоит уйти на кафедру? Прекрасная работа, зарплата вполне…
Он посмотрел на верхушки деревьев. За ними было небо.
– Я вас чем–то не устроил?
– Всякие фокусы с датчиками – не очень красиво…
– А это не фокусы. Это желание коллектива, обоснованное производственной целесообразностью.
– Но над коллективом есть начальник… – молвил Прошин.
– И этот начальник я. – Лукьянов указал пальцем себе на грудь.
– Да? А кто же я в таком случае? – Прошин всеми силами старался держаться корректно.
– Ну, мы же все понимаем. – Лукьянов развел руками. – Зачем вопросы?
– Я вижу, вы обнаглели. – Злость закипела у Прошина в горле, он даже дернул шарф, задыхаясь. – Вы…
– Ну–ну, – сказал Лукьянов, усаживаясь на ствол поваленного дерева и запахивая воротник пальто. – Где ваша чарующая невозмутимость? Давайте тихо и откровенно… Хотите?
– Ха… – Прошин, болезненно усмехнувшись, притулился к березе. – Давайте… откровенно.
– Тогда слушайте. Вы – человек не на своем месте. Вы наносите вред делу. Лишний вы. Это я насчет лаборатории. Насчет иностранного отдела так: половина ваших зарубежных командировок не более чем болтовня по общим вопросам и наслаждение экзотикой за счет государства.
– Что–то вы много печетесь о государстве. – Прошин сплюнул твердый комочек жвачки, пробивший дырку в сугробе.
– Так кому–то надо… Потом в этом что–то есть. Идея хоть какая, смысл.
– Как же насчет кафедры? – перебил Прошин.
– Вынужден вас огорчить. Никак. Здесь мне больше нравится и работа, и коллектив.