Новый Мир ( № 1 2002)

Второй раздел — “Communio poetarum: Йейтс и русский неоромантизм” — фактически целая книга. Написана она на основе диссертации, которую Кружков защитил в Америке несколько лет назад, но свободна и неакадемична. Здесь понятие “communio” ощутимо более буквально, ведь авторы русского серебряного века были лично знакомы друг с другом: Вяч. Иванов, Н. Гумилев, О. Мандельштам, А. Ахматова. У них находятся разнообразные переклички-“синхронизмы”, которые “работают” на главный культурологический сюжет (о нем немного дальше), но и на сюжет книги “Ностальгия обелисков” в целом. Это — идея неоромантизма как самой важной, самой насущной поэтической позиции ХХ века (и — по Кружкову — последующих времен).

По этой глубинной мысли, возникающей в “Ностальгии обелисков” в разных контекстах, во второй половине XIX века романтическая позиция была возрождена, но в других видах — абсурдизма и гротеска Эдварда Лира, исторических и оккультных метафор Йейтса, которые постепенно превратились в символический язык в виде русского символизма... Поэзию, подобную поэзии Йейтса или символистов, иногда называют модернистской — “но этот термин подчеркивает лишь идею обновления, модернизации поэзии, оставляя в стороне историческую причину этого обновления”. А причина — восстановление на новых уровнях романтической позиции поэта — творца и жертвы. “Определяющая черта романтизма — его приверженность высшему принципу, представителем и выразителем которого является поэт” (курсив автора).

Кружков — романтик и консерватор: консерватизм его — не политический, а культурный и имеет отчетливо романтическое происхождение. Романтики XIX века при всем своем литературном новаторстве культивировали образ “последнего поэта” (Баратынский) в наступающем железном веке меркантилизма и корысти. Однако концепция Кружкова содержит принципиальную оговорку, из-за которой она уже не совсем консервативная: “Две эпохи (Пушкина и Йейтса. —И. К.), разделенные почти целым столетием, подчиняются общим законам: первый этап романтического возрождения есть мятеж поэта против общества, последний этап — принятие своей земной участи, тайное мужество”{{Заметим попутно, что применительно к непишущим людям такой процесс называют обычно взрослением.}}, которое равно сказывается в пушкинском “Вновь я посетил...” — и в переходе от символизма и акмеизму.