Новый Мир ( № 8 2002)

Примечательно, что примерно в то же время — в конце 20-х годов — этой проблемой занимался другой ученый — современник Гуковского. Борис Исаакович Ярхо, чья работа “Распределение речи в пятиактной трагедии” была (почти через семьдесят лет после создания) недавно опубликована (“Philologica”, 1997, № 8-10, стр. 201 — 288), совсем иначе подходит к проблеме “связи приемов” в трагедии. Указывая на необходимость количественного подсчета при исследовании структуры трагедии, отказываясь от связанного с исследовательской интуицией “дедуктивного метода”, Ярхо призывает к “коллективной „муравьиной” работе”. Здесь не место подробно разбирать отличия подходов Гуковского и Ярхо, однако представляется, что “муравьиный” труд Ярхо, ученого, стремящегося сделать науку о литературе строго доказательной и точной, способен многое скорректировать в широко концептуальной, пронизанной пафосом первооткрывателя работе Гуковского (интересно, например, что если Гуковский приходит к мысли о самостоятельности трагической системы Сумарокова, то Ярхо, рисуя схемы распределения речи персонажей в пьесах различных драматургов XVII и XVIII веков, делает вывод, что существует “единый вкус эпохи” и что в трагедиях Сумарокова как в “продуктах классического вкуса” достаточно много общего с пьесами, например, француза Дюсиса — “независимость этих двух поэтов друг от друга не подлежит сомнению”, однако “единый вкус эпохи” приводит их к схожим художественным результатам).