Новый Мир ( № 8 2002)

Положения, выдвинутые в очерках Гуковского, в той или иной степени стали классикой отечественного литературоведения, и нам иногда сложно понять, насколько новаторский характер они имели в 20-е годы. Прочнее же всего укоренилась концепция противостояния ломоносовского и сумароковского направлений, существования особой “школы Сумарокова”. Разумеется, схема эта так или иначе нуждается в корректировке, и она корректировалась (например, в исследованиях Л. В. Пумпянского — в частности, по поводу функции “парения” в стихах Ломоносова, или в статье П. Н. Беркова “Жизненный и литературный путь А. С. Сумарокова”, или в недавней (1992 год) работе М. С. Гринберга и Б. А. Успенского “Литературная война Тредиаковского и Сумарокова в 1740-х — начале 1750-х годов”, где говорится, что “едва ли не центральное место” в литературной борьбе середины XVIII века занимает полемикаТредиаковскогои Сумарокова...)

Но при всем том концепция Гуковского до сих пор действенна и актуальна. Это отмечал и Ю. М. Лотман в 1959 году: “Данный Г. А. Гуковским анализ художественного метода Сумарокова широко вошел в исследовательскую литературу и в основном сохраняет свой кредит и в настоящее время” (Лотман здесь, разумеется, имеет в виду и более поздние работы ученого). Очевидно это и сейчас, и, как замечает современный исследователь, “эта концепция в основном выдержала испытание временем” (А. Зорин).

Заметим, что концепция эта так или иначе уже существовала со второй половины XVIII века. Так, например, Александр Грузинцов писал в 1803 году: “К сожалению России, сии два Гения [Ломоносов и Сумароков] разделялись несогласием, чему нигде и ни в какое время быть не долженствовало. Гений, изторгши из невежества г. Ломоносова, невероятною силою прямо вознес его на Геликон. Нужно было для г. Сумарокова советоваться с Лириком, а не ссориться; вот главная черта, которая их устыжает больше, чем литературныя их ошибки”. И не поспоришь.