Читаем Новый взгляд на трансперсональную теорию: человеческая духовность с точки зрения соучастия полностью

И значит, главная задача философии религии и межрелигиозного диалога состоит в выявлении этих параметров или ограничивающих условий для установления законных духовных реальностей. Я отважусь высказать предположение, что природа этих параметров может иметь отношение не столько к конкретному содержанию визионерских миров (хотя не исключено, что некоторые ограничения применимы и к ним), сколько к возникающим из них моральным ценностям, например святым добродетелям в христианстве, совершенствам (парамитам) в буддизме и так далее. В этой связи стоит отметить, что хотя между разными религиями и существуют важные области конфликта, они обычно всегда были способны находить больше общего в своих этических предписаниях, нежели в доктринальных или метафизических вопросах (36). В любом случае, регулирующее действие подобных параметров не только предохраняет нас от впадения в духовную анархию, но также, как мы увидим в следующей главе, открывает возможность для проведения качественных различий между духовными прозрениями и традициями.

Конечно, предположение о том, что человеческие интенциональность и творческая способность могут влиять на природу Божественного — которая здесь понимается как источник бытия — или даже формировать её, может звучать несколько еретически, самонадеянно или даже напыщенно. Это правомерное беспокойство, но я должен добавить, что оно проистекает из общепринятого понимания Божественного как обособленной и независимой сущности, не связанной с человеческой деятельностью, и что в контексте космологии соучастия оно становится излишним: коль скоро мы понимаем отношение между божественным и человеческим как взаимное и двустороннее, мы можем скромно, но решительно претендовать на собственную творческую духовную роль в божественном самораскрытии (см. Heron, 1998).

Идея двустороннего взаимоотношения между человеческим и божественным имеет прецеденты в мировой духовной литературе. Возможно, самые убедительные формулировки этой идеи можно найти в сочинениях древних иудейских и каббалистстических теургических мистиков (37), которые считали, что человеческие религиозные практики оказывают глубокое воздействие не только на внешние проявления божественного, но и на его внутреннюю динамику и структуру. Посредством выполнения заповедей (mizvot), приверженности к Богу (devekut) и других мистических техник, теургический мистик регулирует такие действия Божественного, как восстановление сферы сефирот, объединение и увеличение сил Бога и даже преобразование самого пребывания Бога (Idel, 1988). Как пишет Айдел, теургический мистик «становится сотрудником не только в поддержании вселенной, но и в поддержании или даже формировании некоторых аспектов Божества».

Более того, как отмечают и Дюпре (Dupre, 1996), и Макгинн (McGinn, 1996с), это понимание не чуждо и христианскому мистицизму. Например, у так называемых аффективных мистиков (Ричарда из Сен Виктора, Терезы Авильской, Йана ван Руусбрёка и др.) мы находим идею о том, что любовь к Богу существенно влияет на божественное самовыражение и даже может преображать самого Бога. В своём обсуждении мистицизма Руусбрёка, Дюпре (1996) указывает:

В этом блаженном состоянии душа начинает разделять динамику внутренней жизни Бога — жизни не только покоя и тьмы, но также созидательной деятельности и света… Созерцатель сопровождает собственное движение Бога от скрытости к проявлению в тождественности собственной жизни Бога.

И он добавляет:

По своему динамическому качеству мистическое переживание превосходит простое осознание уже наличествующего онтологического единения. Процесс любящего поклонения реализует то, что на первоначальной стадии существовало только в потенции, таким образом создавая новую онтологическую реальность.

Хотя соображения места не позволяют мне документально обосновать это утверждение, я полагаю, что идея духовного сотворчества — «которую многие допускали, но немногие осмелились выразить» (Dupre, 1996, р. 22) — присутствует и в благочестивом суфизме, а также во многих индийских традициях, например в шиваизме и буддизме (Это одна из центральных идей в мистике Д. Андреева. ред.). Так или иначе, я хочу здесь не настаивать на универсальности этого понятия (что явно не так), а просто показать, что его придерживались многие мистики разных времён и традиций.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Осмысление моды. Обзор ключевых теорий
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Задача по осмыслению моды как социального, культурного, экономического или политического феномена лежит в междисциплинарном поле. Для ее решения исследователям приходится использовать самый широкий методологический арсенал и обращаться к разным областям гуманитарного знания. Сборник «Осмысление моды. Обзор ключевых теорий» состоит из статей, в которых под углом зрения этой новой дисциплины анализируются классические работы К. Маркса и З. Фрейда, постмодернистские теории Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и Ж. Делеза, акторно-сетевая теория Б. Латура и теория политического тела в текстах М. Фуко и Д. Батлер. Каждая из глав, расположенных в хронологическом порядке по году рождения мыслителя, посвящена одной из этих концепций: читатель найдет в них краткое изложение ключевых идей героя, анализ их потенциала и методологических ограничений, а также разбор конкретных кейсов, иллюстрирующих продуктивность того или иного подхода для изучения моды. Среди авторов сборника – Питер Макнил, Эфрат Цеелон, Джоан Энтуисл, Франческа Граната и другие влиятельные исследователи моды.

Коллектив авторов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука