Эта множественность общепринятых убеждений не должна вести к ошибочному представлению, что человеку обязательно нужно делать выбор из разных альтернатив, чтобы не оставаться в заблуждении, признавать достоверность того или иного воображаемого мира, чтобы не страдать от последствий нерешительности или отчаяния.
При понимании традиций в качестве разных, но не противоречащих друг другу представлений, они могут прекратить свои споры о том, какая из них воплощает окончательную Истину, философы религии могут избавиться от конфликтов, создаваемых несовместимыми религиозными притязаниями на высшую истину, а люди из разных конфессий, возможно, смогут общаться друг с другом в духе взаимного уважения, обогащения и преобразования.
На этом этапе нашего обсуждения необходимо подчеркнуть два момента. Во-первых, по моему мнению, духовный плюрализм существует не только на доктринальном, но и на метафизическом уровне. Множественность представляет собой не просто экзотерическое расхождение, она фундаментальным образом встроена в самую сердцевину каждой традиции. Как настойчиво утверждает Паниккар (Panikkar, 1984): «Плюрализм проникает в самую сердцевину предельной реальности» (11). И во-вторых, между различными духовными вселенными не существует необходимого, внутренне присущего, или изначального иерархического соотношения. Не существует никакой окончательной, привилегированной или более всеобъемлющей духовной точки зрения. Нет ни «взгляда из ниоткуда» (Nagel, 1986), ни «взгляда отовсюду» (Н. Smith, 1989). Никакое человеческое существо не может претендовать на доступ к оку Бога, которое способно судить свысока, какая традиция содержит больше частиц единой Истины, не потому, что эта Истина ноуменально недоступна, а потому, что она обладает неопределённой, изменчивой и множественной природой.
Нечего и говорить, что это двойное осознание не ведёт нас к духовной анархии или релятивистскому тупику. Неопределённая и изменчивая природа реальности не означает, что в духовных вопросах сойдёт все, что угодно. Уильям Джеймс справедливо указывает, что «мир предстаёт нам по-настоящему податливым, готовым обрести в наших руках свою окончательную форму» (12). Но точка зрения соучастия не носит идеалистического характера. Хотя реальность и не имеет неизменной сущности, она предъявляет нам определённые качества, тенденции и ограничения. И хотя эти условия, допускают богатое разнообразие возможных установлений, они не только исключают произвольность духовных вселенных, но и налагают ограничения на человеческое творческое соучастие и выражение духовных истин. В духовных вопросах, как и повсюду, годится
Достоверность духовных истин
Что до опасного вопроса о достоверности духовных прозрений, то следует сказать, что критерии, проистекающие от понимания духовного познания с точки зрения соучастия могут зависеть не только от картины раскрываемой реальности (хотя и здесь могут действовать определённые ограничения), но и от того, какого рода преобразованию личности, сообщества и мира способствует их установление и выражение. То есть, коль скоро мы полностью признаем творческую связь между человеческими существами и реальным в духовном познании, суждения о том, насколько точно духовные утверждения соответствуют предельной реальности становятся почти бессмысленными. Цель созерцательных традиций состоит не столько в описании, представлении, отражении и знании, сколько в предписании, установлении, воплощении и преобразовании. Или, если использовать буддистское понятие искусных средств (