Таким образом, нет никаких сомнений в том, что точка зрения соучастия будет уточняться, видоизменяться и, в своё время, уступит место чему‑то другому. Например, если на каком‑то этапе она будет принята в трансперсональных исследованиях, то с течением времени, несомненно, выявятся её ограничения (особенно, если она будет овеществляться или приниматься слишком серьёзно). Когда это произойдёт, я со всей готовностью присоединюсь к её критикам, буду призывать к отказу от неё и радоваться её поглощению или замене более адекватным пониманием. Задача этой книги — показать не то, что точка зрения соучастия верна в каком бы то ни было абсолютном или объективном смысле, а то, что она больше согласуется с целями мировых духовных традиций (5), и на сегодняшний день представляет собой более плодотворный подход к пониманию и воплощению в жизнь трансперсональных и духовных феноменов. На мой взгляд, только в этом ограниченном смысле можно было бы сказать, что точка зрения соучастия раскрывает больше истины (понимаемой здесь как подстройка к развёртыванию бытия), нежели субъективноопытная точка зрения, не впадая при этом в крайности жёсткого абсолютизма или вульгарного релятивизма. В следующем разделе рассматриваются некоторые аспекты этого выхода за пределы абсолютизма и релятивизма в изучении духовности.
За пределами абсолютизма и релятивизма в духовных исследованиях
Поворот к соучастию можно рассматривать как попытку проложить срединный путь между Сциллой авторитарного абсолютизма и Харибдой внутренне противоречивого и морально опасного релятивизма. Я полагаю, что этот шаг имеет решающее значение не только для духовных исследований, но также для современной философии и науки, и эта книга была бы неполной без кое-каких заключительных размышлений о сопряжённых с ним значительных трудностях.
Для начала следует признать, что выход за пределы абсолютизма и релятивизма — это отнюдь не лёгкая задача. Он требует от нас преодоления многих прочно сложившихся привычек мышления и соучастия в тайне и парадоксе, которые пронизывают нашу вселенную. Он призывает нас преодолевать глубоко укоренившиеся страхи и смиренно встречать неопределённость и сложность. Он призывает нас одновременно признавать — вопреки абсолютизму, — что не существует одной Истинной истории, а также — вопреки релятивизму, — что некоторые истории лучше других, а некоторые могут быть откровенно искажёнными и сомнительными. Следует признать, что подобный срединный путь по лезвию бритвы может быть озадачивающим и пугающим, особенно в контексте культурной среды, до сих пор околдованной гордыней абсолютистской метафизики и ограничиваемой предпосылками картезианско-кантианского наследия. Однако, как мы уже видели, многие смущающие парадоксы, связанные с выходом за пределы абсолютизма и релятивизма, могут быть в большей мере кажущимися, чем реальными. Точнее говоря, они возникают только когда такие попытки рассматриваются в рамках абсолютистской вселенной дискурса и исчезают при подходе с позиций других парадигм, подобных предлагаемой здесь парадигме соучастия (6).