Новый взгляд на трансперсональную теорию: человеческая духовность с точки зрения соучастия

Однако внимательное изучение психологических механизмов этого более высокого уровня показывает, что «визионерская» или, что правильнее, «имагинативная» или даже «зрительная» логика формируется не после уровня формальных операций, а параллельно с ним: история её постепенного развития восходит к самым ранним стадиям онтогенеза и филогенеза — в конечном счёте, к элементарному восприятию «объемлющего оптического строя», которое рассматривает Дж. Гибсон[79] в своей «Экологической теории зрительного восприятия». Имагинативная логика — это логика «Страны грёз» А. Минделла и «презентативного символизма», о котором пишет когнитивный психолог Г. Хант; причём, по мнению обоих этих авторов — к которому они приходят с прямо противоположных сторон, — чувственно-образное восприятие (презентативный символизм Страны грёз) всегда предшествует сознательному понятийному восприятию, или «репрезентативному символизму» обыденной «реальности консенсуса». Так почему же уровень «визионерской» или имагинативной логики в эволюции сознания возникает только после уровня формальных операций? Да потому, что без освоения формальных операций невозможно: 1) иметь произвольный сознательный доступ к Стране грёз (то, что Минделл называет «24-часовым осознанным сновидением»); и 2) оперировать с образами Страны грёз как со знаками, то есть использовать семиотику образов, возможность которой впервые предсказал П. Рикёр. Вот что на самом деле скрывается за абстрактным понятием «устойчивой адаптации структуры сознания», которым отделывается Уилбер, — хотя практика работы с семиотикой образов, как средством духовного познания, была хорошо известна не только восточным созерцателям, но и средневековым католическим монахам и описана, например, в трудах основателя Общества Иисуса св. Игнатия Лойолы (XIV в.). Точно так же без освоения «визионерской логики» или семиотики образов Страны грёз (Минделл называет это «стать учеником Создателя сновидений») невозможен переход к более высоким уровням, которые Уилбер снова описывает весьма абстрактно, а Минделл — очень конкретно и с практическими указаниями по их достижению.

Однако такого рода критики Уилбера в данной книге нет. Нет в ней и справедливого указания па то, что Уилбер, весьма непоследовательно, сначала кладёт в основу своей эволюционной модели идеи эмерджентной эволюции и холархии, являющиеся следствиями общей теории систем (включая теорию хаоса и теорию сложности), а затем обвиняет эту же теорию в «тонком редукционизме» и провозглашает её «врагом № 1» трансперсональной ориентации — поскольку она предполагает действие принципа эмерджентной самоорганизации снизу доверху и тем самым, якобы, «сведение сферы Я к сфере Оно» (даже несмотря на то, что 1) сам принцип эмерджентности исключает всякое «сведение»; и 2) теория систем ничего не говорит о том, что именно самоорганизуется, — она рассматривает только иерархические уровни сложности и закономерности взаимоотношений между ними). А ведь именно это непоследовательное отношение к теории систем придаёт априорный характер постулируемой Уилбером универсальной последовательности глубинных структур и этапов эволюции сознания, зеркально отражающих соответствующие ступени инволюции — последовательности, которая является одной из главных мишеней критики автора дайной книги.