4. «Сильный тезис опосредования» утверждает, что весь мистический опыт всегда бывает обязательно опосредованным (то есть, что феноменологию мистицизма можно полностью объяснять, основываясь на таких конструктивных параметрах, как понятия, доктрины и ожидания, которые мистики привносят в свой опыт). По контрасту с этим из того, что можно назвать «слабым тезисом опосредования», следует, что большая часть мистического опыта в значительной степени опосредуется факторами контекста, но что мистическая феноменология представляет собой продукт сложного взаимодействия между конструктивными параметрами, интенциональным творческим соучастием мистика и неопределённой духовной силой, обладающих неисчерпаемым творческим потенциалом. Ниже я утверждаю, что в то время как проводимые Станиславом Грофом исследования сознания делают сильный тезис опосредования крайне неправдоподобным, предлагаемое здесь понимание человеческой духовности с точки зрения соучастия включает в себя слабый тезис опосредования.
5. Заметьте, что история контекстуалистских подходов к мистицизму не начинается с работ Катца и его сотрудников. Ещё в 1909 г. Руфус Джоунз в своей работе «Исследования мистической религии» утверждает:
Не существует никакого «чистого опыта», никакого опыта, приходящего полностью извне переживающего его человека… Мистический опыт с необходимостью будет насыщен преобладающими идеями группы, к которой принадлежит мистик, и будет отражать ожидания этой группы и данного периода времени (цитируется по работе Almond, 1982).
Точно так же, знаменитый исследователь иудейского мистицизма Хорхе Шолем (Scholem, 1946) указывает, что:
Не существует такой вещи, как абстрактный мистицизм, то есть феномен или опыт, который не имеет конкретного отношения к другим религиозным феноменам. Не существует мистицизма как такового, есть только мистицизм конкретной религиозной системы — христианский, мусульманский, иудейский мистицизм, и так далее.
6. Я здесь подчёркиваю «более» перенниалистский и «более» контекстуалистский, поскольку по мере развития диалога между этими лагерями, их различия постепенно превращались из радикального несогласия в разную расстановку акцентов. Например, большинство перенниалистских авторов сегодня охотно признали бы, хотя и в рамках универсалистской схемы, определённую степень контекстной зависимости в мистицизме и взаимное отношение между мистическим опытом и интерпретацией.
7. Как я доказываю в другом месте (Ferrer, 1998а), против многих контекстуалистских и плюралистических подходов нельзя последовательно выдвигать обвинение во внутренней непротиворечивости. Обвинение во внутренних противоречиях или само-опровержении представляет собой классический довод против релятивизма, который использовали практически все абсолютисты ещё со времени споров Платона с софистами (см., например, Burnyeat, 1990). В своей общей форме этот довод состоит в следующем: релятивизм (или конструктивизм, контекстуализм, плюрализм и т. п.) опровергает сам себя, поскольку его нельзя последовательно утверждать, не превращая его в ту или иную форму абсолютизма (или объективизма, универсализма и т. д.). Иными словами, утверждение, что все точки зрения относительны (или конструируются, зависят от контекста и т. д.) делает сам тезис релятивизма либо относительным, либо претендующим на роль исключения из своей собственной логики. Если тезис релятивизма не имеет абсолютного и универсального значения — доказывают философы-абсолютисты, — то нет никаких оснований считать его более правильным, чем любая другая точка зрения. И наоборот, если тезис релятивизма претендует на абсолютное значение, то он либо противоречит сам себе, либо впадает в то, что Мандельбаум (Mandelbaum, 1982) называет «заблуждением самоисключения».