Предшествующий анализ предполагает, что задача эмансипации духовности, выдвинутая трансперсональным движением, будет оставаться незавершённой, пока трансперсоналисты сохраняют приверженность субъективно-опытной точке зрения. Следовательно, программа ясна: нам необходимо освободить трансперсональную теорию от её современных экспириенциальных предубеждений и распространить сферу духовности за пределы её ограниченности субъективным пространством на два других мира, то есть объективный и интерсубъективный.[7]
Необходимость в этом расширенном понимании духовности, равно как и некоторые опасности и ограничения интрасубъективного редукционизма, уже отмечали трансперсональные теоретики Доналд Ротберг и Кен Уилбер. Так, Ротберг в ряде статей (Rothberg, 1993, 1994, 1996b, 1999) не только выявляет несколько серьёзных проблем, связанных с объяснением духовности с точки зрения субъективного опыта, но также даёт конкретные практические рекомендации для их разрешения. В важном эссе (1993) Ротберг указывает, что:
Значительная часть недавнего возрождения духовности в Северной Америке и Западной Европе в последние тридцать лет приняла форму напряжённого индивидуального поиска с целью более глубокого исследования природы и глубин человеческого опыта; при этом, в качестве пути к божественному понимается что‑то вроде самоактуализации (стр. 109).
Однако, прибавляет Ротберг, это представление о духовности, как о чем‑то индивидуальном и субъективно переживаемом, может быть не только ограничивающим, но также односторонним и избирательным. Традиционно большинство созерцательных религий считали индивидуальные переживания и практики типа медитации важным, но частичным элементом более широкой системы, которая также включает в себя общинную жизнь, строгие этические обязательства, взаимоотношения с учителями и изучение священных писаний.
В качестве практического лекарства от нарциссизма и раздроблённости, присущих как современной эпохе, так и субъективному поиску смысла, Ротберг предлагает «социально вовлечённую духовность». По мнению Ротберга, недвусмысленная цель «социально вовлечённой духовности» состоит в том, чтобы «одновременно познавать и преобразовывать себя
Ещё одним автором, который борется за освобождение трансперсональных исследований от концептуальной смирительной рубашки современности, является Кен Уилбер. В своих недавних работах (Wilber, 1995, 1996а, 1997а) он предлагает Четырехсекторную Модель — схему, призванную, среди всего прочего, способствовать решению задачи, которую он считает самой важной в нашей теперешней ситуации: объединению трёх миров — субъективного, интерсубъективного и объективного — или, по его собственной терминологии, Большой Тройки (Я, мы, оно).
Следуя предложенному Хабермасом (Habermas, 1984, 1987а, 1987b) анализу эпохи современности, Уилбер (1995) считает разграничение Большой Тройки огромным когнитивным и культурным достижением, которое обеспечило возможность независимого развития сфер искусства (Я), морали (мы) и науки (оно) (11). Однако оборотной стороной этого достижения стало то, что усиливающаяся гегемония инструментально-технологического разума во всех трёх мирах привела к «сверхразграничению», или разобщению, этих сфер. По мнению Уилбера, именно это состояние разобщённости лежит в основе всех бед, преследующих нашу пост-современную эпоху — например, экологического кризиса, этноцентрического империализма или эгоцентрического нарциссизма (см. Wilber, 1995, рр. 148–149, 390–396; 1996а, р. 337). Чрезвычайно важно подчеркнуть, что ни Уилбер, ни Хабермас не выступают за возврат к не разграниченным досовременным мирам. Напротив, они считают болезнью нашей эпохи не разграничение, а разобщение, и потому лекарством от неё должно быть не отсутствие разграничения, а объединение, которое превосходит, но сохраняет децентрализацию трёх миров.